Я один туда полетел, быстро нашел этот танк и с первого захода спалил его двумя кумулятивными ракетами С-8К. Эти ракеты, в принципе, очень хорошие, больше чем полметра брони прожигают с гарантией, а сверху у танка брони совсем немного.

Больше танков мне в Чечне уничтожать не доводилось. Это и понятно — под танки хороший тыл нужен, ремонтные заводы, снаряды, сервис, логистика. У чеченцев ничего этого уже не было, они же всю советскую промышленность, что им построили, разломали и разграбили.

Но те же БТР, они проще в обслуживании, и вот эти машины мне в Чечне доводилось уничтожать, хотя тоже достаточно редко.

А тогда, в декабре 1994-го, и вовсе вдруг все замерло — не давали нам цели, хоть ты тресни! Причем погода, что называется, звенела — небольшой морозец, небо чистое, видимость максимальная, ветра нет, летай хоть днем, хоть ночью. Я буквально умолял командование армией — говорю, давайте нам цели, любые, мы все цели сейчас уничтожим легко. Но не дают. Причем наземные войска уже вошли в Грозный, работают там, несут потери, но помощью штурмовой авиации командование воспользоваться не спешит, даже для разведки. А метеослужбы предупреждают — идет плохая погода, к Новому году будет очень сложно работать, низкая облачность, ветер, дожди, мокрый снег. Но целей нам так и не давали.

Мы, конечно, сидя на земле, обсуждали это, недоумевали, но так и не поняли тонкого замысла командования. Скорее всего, это и не замысел был, а обычное разгильдяйство.

А потом, как и обещали синоптики, в Чечню пришла плохая погода, и мы тут же стали получать цели. Но при низкой облачности в условиях города, да еще окруженного горами, цель ой как найти непросто.

Тут в город заходит 131-я (майкопская) десантно-штурмовая бригада, без боев продвигается к самому центру Грозного и там, на площади Ленина, встает в ожидании неизвестного чего.

Позже мы узнали, что «чехи», обнаружив занятый центр города, сначала запаниковали, решив, что им «каюк», и даже собирались удирать. Но когда поняли, что десантники с приданным им танковым батальоном просто сами себя загнали в ловушку, начали работать по ним со всех сторон, сожгли и технику, и людей.

В этой истории многое поражает. Я штурмовик, не пехотинец, но нам в академии читали азы военного дела, и, как вступать десантно-штурмовой бригадой в город, я знаю. По правилам полагается не по одной улице идти, как на параде, а развернуть боевые части и выступать фронтом, причем с обязательной разведкой. И танки пускать позади пехоты — впереди разве только шустрые БТР, для разведки и прикрытия. И уж конечно, в условиях тотального преимущества в авиации не следовало начинать наступление в такую погоду, когда штурмовики физически не могут поддержать наземные войска.

Но командир бригады получил от какого-то неумного генерала приказ сделать руководству подарок — взять Грозный к Новому году, чтоб, значит, потом доложить на самый верх о символической победе. Поразительно — этот командир повел бездумно своих подчиненных на смерть, сам погиб и еще двести человек легли рядом с ним, а за это ему дали посмертно Звезду Героя России.

У меня это в голове не укладывается. Я всегда учил своих пилотов главному, на мой взгляд, умению штурмовика — планировать свои атаки так, чтобы враг был ошеломлен, дезориентирован и не готов к серьезному сопротивлению. Поэтому мы всегда тщательно планировали любой, даже самый, казалось бы, несложный полет — выбирали направление атаки с учетом солнца, выбирали время атаки с учетом распорядка дня врага, выбирали маршруты ухода после атаки с учетом рельефа и т. п. И я смог научить своих летчиков этому планированию так, что мои ребята не только не гибли — они почти не получали повреждений, даже в очень серьезных переделках.

Когда мы начали работать в Чечне, это было очень показательно — если моя первая эскадрилья работала без повреждений, то вторая, где комэской был Витька Астафьев, часто попадала под огонь. Они прилетают на базу, а у них половина самолетов в дырках — пули, осколки. Самолет Су-25, конечно, очень живучий, но добром такие вещи не кончаются.

Став заместителем командира полка, я начал водить и группы второй эскадрильи. И перед каждым вылетом я их инструктировал, как своих, до самых вздорных мелочей. И они перестали привозить с собой дырки.

Наши соседи из буденновского полка, бывало, даже бравировали дырками в оперении своих самолетов — вот, дескать, как они воюют, не щадя живота. А на мой взгляд, штурмовик должен и задачу боевую выполнить чисто, и самолет вернуть целым, и себя, ценного боевого пилота, доставить на базу невредимым — на радость государству, семье и сослуживцам. А бравировать дырками просто неумно — ты либо показываешь, что ошибся при планировании боя, либо просто негодный штурмовик, который подставляет ценную машину и срывает боевое задание.

И мне, с таким вот подходом к своим подчиненным, очень грустно было наблюдать за наземной операцией в Чечне. Бездарное командование, бездарные генералы, для которых даже гибель подчиненных не была потрясением, а была лишь банальным эпизодом в долгой и успешной военной карьере.