и новое, прошлое и настоящее. Мы полюбили это место. Но даже отсюда нам приходится периодически уезжать. Мы не любим пристального внимания. Так, мы однажды вернулись на родину. Но наша с Настей ссора разлучила нас на некоторое время. Родители разозлились из-за моей чрезмерной импульсивности. Я никогда не гордился этой чертой своего характера, — он снова посмотрел на Дашу, но теперь с надеждой на понимание.

Даша со смущением опустила глаза и поднесла их крепко сцепленные руки к своим губам. Хотя и было темно, но её щёки заметно запылали. Даня прижался плечом к её плечу.

— Мне кажется, что сегодня не просто день рождения моей подруги, а нечто большее, что касается всей твоей семьи… — прошептала она.

— Это точно, — грустно улыбнулся он. — Именно в начале августа у нас сложилась горькая традиция отмечать год за годом новую жизнь. А сегодня — юбилей. Нам исполнилось сто лет.

— Какой ты старый! — игриво выкрикнула Даша.

— Да… Сто лет одиночества…

— Но я знаю, что ты точно не был так уж одинок, — она лукаво прищурила глаза.

— Это неправда, — он взмахнул рукой.

— А как же Мэри?

— О ней я сейчас меньше всего хочу говорить, — проворчал Даня.

— А что стало с Романом, когда я убежала?

— Я хорошенько ему наподдал, — довольно ответил Даня. — Теперь он не скоро здесь появится. Если вообще решится хоть когда-нибудь вернуться.

— Ты всегда со всеми дерёшься? — прищурила глаза Даша.

— Да нет… Только если это касается моих родных и любимых.

— И много этих любимых было? — с вызовом спросила она.

— Осталась только одна, — теперь его щёки запылали.

Даня смущённо опустил голову и сжал её руку ещё крепче, ещё нежнее, ещё настырнее.

Глава 22. Укус

Они посмотрели друг на друга. В его глазах вспыхнула страсть.

— Подожди! — вдруг воскликнула Даша и поднесла к его губам свои маленькие пальчики.

Он с недоумением отодвинулся и отпустил её руку.

— А вдруг из-за этого я стану вампиром? — испугалась Даша.

Даня хихикнул в кулак.

— Мы уже целовались.

Щёки Даши обильно покраснели.

— Значит мне это не приснилось… — произнесла она сквозь зубы.

Молодой человек отрицательно помотал головой.

— Но я была в бессознательном состоянии! — попыталась возмутиться Даша.

— Не было похоже на это, — он не переставал её поддразнивать и легонько толкнул плечом её плечо.

Она вскочила, оставив его пиджак одиноко лежать на деревянном полу, повернулась лицом к морю и скрестила на груди руки. Дождь закончился. Ветер с моря освежал её мокрую одежду, раздувал её уже чуть влажные волосы.

— А что ещё ты делал за моей спиной?

Даня поднялся настолько тихо, что его движения были совсем невесомыми и, казалось, он парил в воздухе.

— Я могу делать это… — прошептал он где-то сзади, прикоснувшись к её милому ушку, и защекотал румяную щёчку своими выбившимися непослушными волосами.

Его дыхание опьяняло. На мгновение у Даши замерло сердце. Даня прижал её к своей груди и она почувствовала манящую теплоту его тела, силу рук, нежно обвивающих её талию. И ей ничего не оставалось как наслаждаться этим сладостным моментом. Даня целовал её в шею, нежно отодвинув её запутанные волосы в сторону. Чтобы не мешались.

А потом она почувствовала внезапную резь, словно уколы тысячи игл пронзили её шею и парализовали всё тело. Даша хотела закричать, но голос её не слушался. Она жадно глотала ртом воздух, будто задыхалась. Пыталась вырваться, но замерла на месте. Жизнь покидала её с каждой потерянной каплей крови.

Даша поймала глазами на небе луну. Чёрное небо откусывало от неё кусочек за кусочком, пока она совсем не исчезла. Глаза девушки сомкнулись. Темнота поглотила её разум. Больше не было слышно ни бушующего моря, ни беспокойного шелеста листьев пальм. Ничего. Её тело безжизненно обмякло в цепких руках вампира.

Вампир так увлёкся, что не сразу понял, что произошло. Он её укусил и жадно питался свежей тёплой кровью. Такого аппетита у него не было уже, кажется, лет сто!

Даня опомнился, но было уже слишком поздно. Она потеряла много крови. Он опустился на мокрые доски, не выпуская из своих объятий тело бедной девушки. Он прижимал её к себе, прощупывал пульс. Пульса не было. Он проклинал себя. Проклинал того, кем он был.

— Очнись! Очнись!.. — в беспамятстве кричал он, но Даша не подавала признаков жизни.

Он безнадёжно тряс её бездыханное тело. Ласкал пальцами её побледневшие щёки, целовал холодные губы… Наконец, аккуратно уложил её на пол и сделал искусственное дыхание. И случилось чудо. Впервые в его жизни случилось чудо!

Сердце девушки тихонько тикало в груди. Она пошевелила кончиками пальцев. Её левая бровь едва уловимо дёрнулась. Приоткрылись розовые губы. Даня схватил её руки. Они снова были тёплыми. Он прижал её миниатюрные ладошки к своему лицу и упивался их теплом и нежностью. Он почувствовал такую невозможную радость в своём давно разбитом сердце, на которую, как ему казалось, был уже просто не способен!

Он не знал кого благодарить. Бога в его жизни не было. Поэтому он просто прижал девушку поближе, покачивая её в своих руках, и наслаждался тем, что она его не покинула из-за его чрезмерной глупости и жадного неистового голода.

Даня чувствовал каждой клеточкой своего тела, что девушке становится всё лучше и лучше. Он знал, что она выживет. Вглядываясь в её измученное лицо, он одновременно поглаживал её спутанные волосы. Легонько дотронулся ладонью до порозовевшей, пылающей жизнью, бархатной щёчке, нагнулся ещё ниже и ещё ниже и… Поцеловал её в губы. Даня глубоко запустил пальцы в её шикарные волосы. И прижал её лицо ещё ближе к своему. Спящая красавица на миг пробудилась.

— Почему ты всегда целуешь меня во сне? — прошептала она чуть слышно срывающимся, очень слабым голосом.

— Чтобы ты проснулась, — Даня нежно поглаживал её по голове.

Даша еле заметно улыбнулась и снова закрыла глаза. Она не в силах была продолжать разговор и замолчала.

Даня закинул её руки себе на плечи, осторожно поднялся на ноги вместе с драгоценной ношей, перепрыгнул через деревянное ограждение и мигом оказался на земле, нисколько не побеспокоив покой измученной девушки.

Он бежал так быстро и в то же время аккуратно, что сам не понимал как на такое способен. Ни одна хрупкая веточка, ни один хилый листочек не дотронулся даже до кончиков её пальцев, до рваного подола её красивого платья, не задел ни единого волоска на её голове. Они просочились сквозь гущу цепких лап кустарников словно пылинки на свету, всегда стремящиеся и достигающие своей незримой