что теперь, — махнул рукой Гел и протянул девушке. — На, домой заберёшь.

— Зачем? — задала глупый вопрос Бёрк.

— К чаю или к каше, — пожал плечами Гелиодор и сунул мягкий край ей в руки. — Не знаю. Просто съешь.

— Хорошо, просто съем. Это лучший хлеб Полли. Его можно просто есть. Очень вкусный. — И замялась, не зная, что делать дальше.

Оборотень тоже замер. Еда отвлекла, но власть ароматной самки возвращалась.

— Иди. — И мягко подтолкнул в сторону хутора. — А завтра возвращайся.

Возможно, завтра ее здоровье придет в норму и тогда можно будет продолжить. И не останавливаться.

— Завтра?

— Буду ждать.

— Хорошо. Завтра. Утром? — Она хотела прийти в самое подходящее время. Чтобы не будить его, как сегодня, и не злить попусту.

— Утром. Как хочешь. Можем позже встретится, в харчевне.

— Приду утром, — нахмурилась Бёрк.

12. Первый подарок

Он ждал. Не в лагере, не у костра, а возле вчерашней телеги. Увидел девушку издалека и махнул рукой, подзывая.

— Иди сюда. — Не пригласил, а потребовал.

Она послушно пошла, торопясь, чтобы не разозлить, а дыхание замирало от счастья. Неуверенность, душившая все это время, отступила. Он не забыл, думал о ней, сдержал слово. Значит понравилось то жаркое, что было между ними под пологом. Запомнил. Мысль придала смелости, и Бёрк подошла совсем близко, чтобы сразу прикоснутся к оборотню. Чтобы сомнение и брезгливость, читавшиеся в его взгляде, отступили под натиском ее запаха.

— Привет, Бёрк, — с усмешкой кивнул оборотень.

— Здравствуйте, — чопорно, с уважением, ответила орчанка и немного поклонилась, коснувшись головой его груди. Так она здоровалась с хозяином гостиницы, когда была в добром настроении.

— Говори мне «здравствуй, Гелиодор». Повтори, — велел двуликий и жадно с надеждой принюхался Нет. Не выхворалась, кровь все еще отчетливо чувствовалась в сладком плетении девичьего аромата. Жаль.

— Здравствуй, Гелиодор.

Его взгляд дезориентировал, не дав места даже намеку на возмущение. Такой красивый. Такой огромный. Оборотень.

Гелиодор кашлянул, и Бёрк очнулась. Оказывается, она уставилась на него, словно завороженный истукан. А как иначе? Зачаровал омутом желтеющих глаз.

— Я вот, захватил… — Гел отодвинул полог и указал на сверток.

— Что это? — удивилась и, не сдержав любопытства, сделала шаг к телеге.

— Разверни, и узнаешь.

Аккуратно развязала тканный узелок и нашла вчерашнюю тарелку из серебра. Наверное, его личная. Накрыта вместо крышки другой — плоской, но тоже серебряной.

— Ну смелее, поднимай, — нетерпеливо подтолкнул.

Бёрк открыла и в лицо пахнуло ароматным паром. Каша. Белая. Рис с орехами, на молоке. Гел молча сунул ей ложку и, легко подхватив, посадил на край телеги. Тарелка посередине, он с другой стороны.

— Что?.. Почему?!

— Завтракать будем, — и жадно зачерпнул, подавая пример.

Отправил в рот ложку, наполненную с горкой. Красиво, по-мужски и очень аппетитно.

Ах вот оно что! Он не успел поесть. А ведь Бёрк специально пришла попозже, а не как вчера. Услышала на подступах к лагерю звон кухонного гонга и остановилась. Потом ходила по зарослям туда-сюда минут десять, чтобы наверняка не появиться в самый разгар завтрака, и только потом, подпрыгивая от нетерпения, пошла на свидание. А он все равно не успел поесть.

Или он нарочно?

— Пробуй, не бойся. — С набитым ртом, Гел кивнул на кушанье. — Это вкусно.

Решил, что она боится есть незнакомую еду. А орчанка просто стеснялась. Кроме Адуляра, ее никто за стол не усаживал.

— Не нужно было… — промямлила Бёрк. — Не нужно беспокоиться обо мне…

— Ешь. — Припечатал с раздражением.

Орчанка резко загребла каши и, даже не подув, сунула в рот. «Глупая, опять делаешь не то. Ведь он не случайно оказался здесь с запасом еды. Значит решил позаботиться, накормить, а ты нос воротишь. Ешь скорей да нахваливай, благодари. Иначе и твой запах не поможет», — подумала Бёрк и испуганно заработала челюстями. Хорошо, что каша остыла до приятного тепла. Сладкая. Вкусная.

— М-м-м, — не сдержалась орчанка и замычала от удовольствия.

Оборотень подобрел. Взгляд налился самодовольством. Угодила. Значит, правильно поняла и выбрала правильную тактику. С приглянувшимся зверем так и нужно: хвалить, соглашаться, радовать.

— Как вкус? Непривычный для тебя?

— Необычно, — согласилась Бёрк.

— Там топленое масло и разные орехи, — стал объяснять оборотень, не переставая работать ложкой. — Мы любим, чтобы посытней. Для сладости поливаем медом.

Да, мед сразу растекся по языку. Редкое для орчанки лакомство.

— Вкусно, — поддакнула Бёрк.

— Обычно в кормильнях добавляют только изюм и молоко.

Она слушала и кивала. Черпала маленькими порциями, старалась выглядеть поприличней и не чавкать от удовольствия. С чего бы? Ведь она орк. Но рядом не зеленый великан, а желтоглазый красавчик, и сейчас его глаза карие, и только золотые крапины вспыхивают в темных радужках. Значит нужно повторять за ним, перенимать повадки.

Оборотень отложил ложку и сыто потянулся. Но на дне тарелки еще осталась горка каши.

— Доедай, — приказал не терпящим возражений тоном. Покопался в телеге и достал еще один сверток. Разворачивал сам. Чайник. Закопченный, походный. — Чай. Пьешь чай?

— Да.

Бёрк торопливо черпала и запихивала в себя остатки каши. Она уже наелась, и приятная сытость, редко посещавшая ее тело, растеклась по животу. Но не выбрасывать же?

Откуда-то появилась высокая кружка, скорее чарка. Большая, праздничная. Тоже серебряная. У них что, вся посуда из серебра сделана? Бёрк обратила внимание на ложку, что держала в руках — ведь это настоящее произведение искусства! Как раньше не заметила? Ручка в виде волчьей морды, тяжелая.

— Красивый рисунок, — сказала вслух.

— Филигрань.

— Сами делаете? — предположила, разглядывая морду зверя на серебре.

Гелиодор фыркнул, разбрызгав немного чая.

— Гномы, — и поморщился, давая понять, что на низкорослый народ смотрит свысока. — Мы воины. Стражи.

От давно забытого слова повеяло старой славой и забытой жизнью.

Гел мотнул головой, отгоняя странную тоску, и протянул Бёрк кружку.

— На. Пей, а то остывает.

Напиток, тоже сдобренный медом, был необычным на вкус. В кормильне заваривали смесь трав, собранных на лугах и в лесу, а тут чувствовалось что-то фруктовое.

— Жасмин и абрикосы, — ответил оборотень на немой вопрос девушки. И как у него получается ее понимать? Всего второй день знакомы, а он будто мысли ее считывал. — У тебя лицо, — Гелиодор обвел в воздухе круг, — выразительное. — Будто подтверждая свои слова, стал рассматривать ее. Внимательно, с интересом. Прошелся ото лба к носу, опустил взгляд на губы. — Иди сюда. — И, торопливо оттолкнув пустую тарелку, потащил Бёрк в темноту укрытия.

Мельком девушка успела заметить, что ворох соломы стал пышней и опрятней. Сверху уже лежала не пыльная тряпка, а чистое покрывало. Увлекая вниз, Гелиодор аккуратно уложил Бёрк на свежее ложе. Бархатное, почувствовала, притронувшись рукой.