Натан провел в замке уже около недели, и каждый день Жерар учил сына фехтовать. Но сегодня утром ему настоятельно потребовалось уехать по делам, и за завтраком он предложил Габриель взять на себя обязанности учительницы.

— Не хочешь занять мое место и преподать нашему юному другу хороший урок? — с лукавой усмешкой в голосе спросил он.

В глазах Натана вспыхнул огонек досады, и Габриель мысленно показала молодому человеку язык.

— С удовольствием! И пусть только попробует не слушаться! — пошутила она.

— Интересно, — почти беззвучно, так, чтобы Жерар не услышал, пробормотал Натан, — и какие меры ты обычно применяешь к ослушникам?

Габриель потупилась, боясь, как бы барон — да и Натан тоже — не заметил откровенного желания в ее взгляде. Казалось бы, фехтование вполне невинное времяпровождение, однако присутствие Натана насыщало атмосферу напряженной сексуальностью, тщательно скрываемым ожиданием. Во всяком случае, так чудилось молодой женщине.

— Что, не любишь, когда тобой командует женщина? — поинтересовалась она, как только Жерар, распрощавшись с молодыми людьми, удалился.

Натан пожал плечами.

— Что ж, это будет для меня новым ощущением.

— А ты любишь испытывать новые ощущения? — прищурившись, спросила своего ученика Габриель.

Натан широко улыбнулся.

— О да. Еще как люблю.

Он заметил, что Габриель снова стала кокетничать с ним. Если подумать, это началось после той самой ночи, когда он, дурак, не воспользовался своим положением. Ну как тут понять женщин? Кажется, они и сами себя не понимают. Покажи им запретный плод — и они будут из кожи вон лезть, лишь бы заполучить его, хотя еще минуту назад и думать о нем не хотели. Так что теперь Натан мог бы легко добиться благосклонности молодой женщины. Вот только он не знал, хочет этого или нет. Наверное, все же не хочет.

Потому что, снова сделав Габриель своей любовницей, он бы лишь сильнее запутал и осложнил свою жизнь. В чем-чем, а в этом молодой человек ничуть не сомневался. А разве его жизнь и без того не запутана донельзя? Так много всего произошло за последнее время, причем не только в отношениях с Габриель. Натан только-только начал привыкать к мысли, что у него есть отец. Только-только начал узнавать его по-настоящему. Шутка ли — заполнить пропасть длиной более тридцати лет!

По вечерам, когда Габриель уходила спать, они с бароном долго еще сидели и разговаривали, порой до самой зари. Им так много надо было сказать друг другу, стольким многим поделиться друг с другом. И Натан наслаждался этими полуночными беседами.

Они имели еще один плюс. Рассказывая и вспоминая, Натан отчасти переосмысливал события прошлого, свою прошедшую жизнь. Он словно бы чудесным образом вдруг получил возможность прервать гонку за неизвестным результатом, сделать паузу, взглянуть на себя со стороны.

Словом, все бы хорошо, кабы не Габриель. Она оставалась главным неизвестным, темным пятном в окружающей молодого человека радужной картине мира. Правда, теперь, блюдя возложенное на себя воздержание, Натан начал узнавать ее как человека, как личность. И эта личность ему очень даже нравилась. Как ни пытался он сопротивляться обаянию золотокудрой красавицы с яркими васильковыми глазами, постепенно сдавал один бастион за другим.

Отчасти поэтому, а не только из врожденного стремления побеждать всегда и во всем Натан отдавался фехтованию с таким пылом. Отличный способ вымотаться физически, устать до такой степени, чтобы, рухнув на чертов диван у окна, заснуть мертвым сном!..

На лужайке, где они занимались фехтованием с самого утра, появился слуга с холодным лимонадом. Габриель жадно схватила бокал, припала к нему губами. Со шпагой в руке, раскрасневшаяся, взволнованная азартом схватки, молодая женщина выглядела потрясающе. Впрочем, она всегда выглядела потрясающе.

В горле Натана тоже пересохло, но от жажды совсем иного рода. Он вдруг понял, что они с Габриель впервые за все это время остались вдвоем. Мысль эта породила целую вереницу самых соблазнительных образов.

Нет, так нельзя. Габриель — ходячая проблема. Глупо поддаваться мимолетному приступу желания, расхлебывать последствия которого придется еще долго и мучительно. Однако выдержка начала изменять Натану.

Поманив к себе слугу, он взял поднос у него из рук и что-то тихо сказал. Тот поклонился и ушел.

Натан поставил поднос на коврик под раскидистым деревом, расстеленный специально для того, чтобы на нем сидеть во время коротких передышек в занятиях, и кивком пригласил Габриель присоединяться.

Она удивленно посмотрела на него.

— А на каком языке ты объяснялся со слугой? Неужели на французском?

— Ага.

— Вот уж не думала, что ты его знаешь.

Серые глаза Натана вспыхнули довольным огнем.

— Жерар научил меня нескольким наиболее употребляемым фразам.

Они сидели рядом на мягком ковре, среди шелковистой травы. Над лужайкой разносился аромат поспевающей земляники, в кустах щебетали птицы. Натан молча взял из рук Габриель опустевший бокал и отставил в сторону.

— Знаешь, — поддразнила она, — ты ведешь себя так, точно прожил тут всю жизнь.

— Пожалуй. — Натан невидящим взглядом смотрел вдаль, и Габриель показалось, что мысли его витают далеко отсюда.

Ах, вот бы знать, о чем он думает, что происходит в его красивой темноволосой голове! Почему он так замкнут и отстранен? Ведь ей казалось, что они уже покончили со скрытой враждебностью и заключили негласное перемирие. Или нет? Вроде бы последние дни они ухитрялись существовать в относительной гармонии… Если не считать ее тщательно скрываемых чувств и постоянно подавляемого желания.

С той ночи в замке, когда Натан баюкал ее в объятиях, Габриель изменила отношение к сыну Жерара. Эта ночь обезоружила ее, окончательно покорила. Так что предложи Натан ей снова заняться любовью, она бы согласилась не раздумывая. Вот только он ей больше ничего подобного не предлагал. Да и восхитительно невинный сон в объятиях друг друга тоже остался единственным подобного рода опытом в жизни молодой женщины. Да, они по-прежнему делили спальню, но Габриель почти не видела там Натана. Он приходил поздно ночью и, игнорируя пустующую половину кровати, укладывался спать на диване. А утром, когда она просыпалась, его уже не было в комнате.

Очень может быть, что желание ее безответно. Возможно, Натан более не испытывает к ней никакого влечения. Возможно, узнав об обмане, он охладел к той, которую считает низкой и презренной лгуньей…

Молчание затягивалось. Габриель сделалось как-то неуютно. Чтобы скрыть неловкость, она сказала первое, что пришло в голову.

— Ужасно люблю фехтовать. Чудесное занятие, правда?

— Ммм… — неразборчиво протянул Натан.

— И благородное.