— Все забыто.

— Честно?

Он пожал плечами и начал расстегивать рубашку.

— Скажем так: я понимаю, почему ты поступила подобным образом.

— Это не то же самое, что простить.

— Ох, Габриель, и далась же тебе эта тема!

Она упрямо тряхнула растрепанной головой.

— Далась! — Натан протянул к ней руку, но Габриель отступила на шаг, чтобы сохранить дистанцию и ясность рассудка. — Я хочу, чтобы ты знал: когда я сказала, что мне очень жаль, я действительно имела в виду, что мне очень жаль. И очень стыдно. И я прошу у тебя прощения.

Натан вздохнул. Габриель не лгала. И эта правдивая нотка, звенящая в ее голосе, сводила на нет все его усилия, а ведь он так старательно возводил вокруг себя защитные укрепления! Куда как проще было считать Габриель бессердечной лживой сучкой: ведь с такой можно не церемониться, можно не чувствовать угрызений совести, не думать о ее душевном спокойствии. Но теперь он ясно видел: Габриель совсем другая. Она открытая, правдивая, щедрая… и очень, очень ранимая. Она не из тех, с кем можно завязать короткий и бурный, но ни к чему не обязывающий роман, а потом забыть, выбросить из головы.

Теперь Натан знал это. Не знал только, что делать с этим знанием.

Одно по крайней мере было ему по силам.

— Ладно, прощено и забыто, — решительно заявил он, заключая Габриель в объятия.

С тех пор Габриель и Натан почти не расставались. Хотя вечерние посиделки мужчин не прекратились, теперь к ним присоединилась третья участница. Габриель уже не строила догадок, о чем идет там речь, и получала не меньшее удовольствие от беседы, чем отец и сын. И до самого утра эти беседы больше не затягивались, так что у молодых людей оставалась уйма времени насладиться вновь обретенной близостью и свободой.

Ежедневные уроки фехтования продолжались. И Габриель с каждым днем становилось все труднее одерживать верх над Натаном. Только опыт еще кое-как выручал ее, но молодой человек на глазах оттачивал мастерство, и Жерар клялся, что в один прекрасный день сын превзойдет его. Правда, до сих пор на каждый укол Натана он отвечал по меньшей мере тремя.

Одним словом, Габриель наслаждалась жизнью. И старалась не задумываться о том времени, когда эта идиллия кончится. Но идиллия кончилась гораздо раньше, чем она надеялась.

Последние дни Жерар почти не бывал в замке. У него снова выдалась напряженная пора, да и Делия чувствовала себя не очень хорошо, так что барон все больше времени проводил в Париже. Оставшись одни, Натан и Габриель жили как в зачарованном сне, все лучше узнавая и все больше ценя друг друга. Но в один не слишком прекрасный день Жерар, едва приехав в замок после затянувшейся отлучки, поспешил на лужайку, где Габриель с Натаном устроили очередной бой на шпагах.

Завидев встревоженное лицо барона, молодые люди опустили клинки.

— Габриель… — начал барон, не отдышавшись как следует. Странно было видеть его, обычно собранного и спокойного, в таком волнении. — Вчера вечером у Делии неожиданно начались роды…

Габриель ахнула.

— Как, уже?

Жерар кивнул.

— Да, на две недели раньше срока, и ей пришлось делать кесарево сечение. Сейчас с ней и малышкой все в порядке, но Делия очень слаба. Ей нужна помощь, нужно дружеское участие. Она еще в больнице, но ее обещают через несколько дней выписать. Я, разумеется, уже был у Делии, видел малышку и с радостью не отходил бы от них сутками. Но сегодня утром стало известно, что министр иностранных дел отправляется с официальным визитом в Марокко и меня включили в состав делегации. Скажи, не могла бы ты поехать к Делии и побыть с ней?

— Конечно, — с готовностью согласилась Габриель. Делии нужна помощь! Посмотрела бы она на того, кто попробовал бы в такой ситуации задержать ее, не пустить к любимой тете! — Ой, да, — спохватилась она, — Жерар, поздравляю! Дочка — это же замечательно!

— Действительно, замечательно. — Барон обнял ее. — Спасибо.

Натан тоже поздравил отца. Странно было думать, что недавно у него не было никого, а теперь есть почти полноценная семья. Отец, маленькая сестренка — пусть он еще ни разу не видел ее, даже незнаком с ее матерью, но уже успел преисполниться нежности к этому существу.

— А я могу чем-нибудь помочь в этой ситуации? — спросил Натан, и Жерар ответил ему благодарным взглядом.

— Да. Буду рад, если ты останешься в замке до моего возвращения из Марокко и, как мой прямой наследник, примешь участие в реорганизации органов местного самоуправления. Ты здесь уже освоился, прекрасно владеешь ситуацией. Одним словом, я тебе доверяю и могу полностью на тебя положиться. Ну как, согласен?

Чуть помедлив и внимательно посмотрев на Габриель, Натан кивнул.

— Да, согласен.

Габриель торопливо складывала вещи в саквояж. Через четверть часа автомобиль должен был отвезти ее в местный аэропорт на парижский рейс. Жерар сказал, что предпочел бы отправить ее личным самолетом, но сейчас тот был нужнее ему.

Сердце молодой женщины разрывалось от наплыва самых разных чувств. Как же ей хотелось увидеть свою дорогую Делию, прижать ее к груди! Но это означало разлуку с Натаном. Конец их недолгому счастью. Что ждет их дальше? О, конечно, они еще увидятся, и не раз, ведь теперь они родственники. Только какими будут их отношения? Захочет ли Натан вспоминать полные страсти ночи, полные страсти дни? Или общение их сведется к редким встречам, обменам приветствиями, ничего не значащими новостями и поздравлениями с праздниками?

Габриель хотелось плакать, но она подавляла непрошеные слезы, загоняла их внутрь. Натан не должен видеть ее страданий, она не станет омрачать ему минуты прощания сценами, не станет рыданиями вымогать у него клятв, которые он, возможно, не сможет или не захочет сдержать. Она будет сильной.

Легко сказать!

Однако когда Натан вошел в комнату, Габриель подняла на него совершенно спокойное лицо. Глаза сверкали, пожалуй, чересчур ярко, но голос звучал как ни в чем не бывало.

— Ну вот! Готово! — Она закрыла саквояж. — Уже пора?

Натан ответил не сразу. Он стоял, глядя на рассыпавшиеся по плечам молодой женщины белокурые локоны, которые так любил гладить после бурной страсти, на огромные васильковые глаза. Все, как обычно, но что-то изменилось, и он явственно ощущал это. Что ж, такова природа вещей — все меняется. А люди, как всегда, не хотят перемен и боятся их.

— Габриель, я не хочу, чтобы ты уезжала.

Но она знала: на самом деле все не совсем так. Ее отъезд не разобьет Натану сердца, он говорит это лишь потому, что так принято говорить в подобных ситуациях, потому что боится огорчить ее иными словами.

Она покачала головой.

— Ничего, Натан. У тебя сейчас будет много дел. Ты в чем-то заменишь отца. Зато я могу помочь Делии.