Воспоминания овладели сознанием – ты мне мерещишься. Разгоняю дым первой сигареты нового дня и отчётливо вижу тебя перед собой. Яркое освещение, слайды сменяют друг друга. Мирумир танцует босиком на вещах, разбросанных в безумстве ночи по спальне. Она крутится на своем клюквенном сарафане, который завивается в складки под ее движениями, и кричит мне, только проснувшемуся: «С днем рождения, душа моя!»

Дым снова сгущается, вот-вот появится следующий слайд. Она, вытирая слезящиеся от счастья глаза, натягивает на колени белую мятую футболку, листает «AD»[67]и спрашивает с почти детской надеждой: «А получится у меня спроектировать лестницу в облака?» Родная моя, мечтающая так искренне и забавно…

Стиль Мирумир – это солнце цвета каркаде, джинсы-дудочки в облип, неисчерпаемый лимит эмоций, убежденность, выраженная в трескучей фразе: «Мы все будем хорошими женами», извечный гранд-мокко из «Старбакса», сумочки Vivienne Westwood в унисон настроению, многодетность на примере Джоли и Питта, раскадровка фильма «Closer» – рамкой трюмо, туман в голове, который будет конденсироваться не в слезы, а в словесную воду…

Белизна дыма становится насыщеннее, на подходе очередной слайд. Мирумир в завершение бессонной ночи, в бордовом кресле под торшером, в футболке с Биллом Мюреем. Спички в глазах, нос в оранжевой книге. На часах 4:57. «Чем занимаешься?» – спрашиваю я с дневной обычностью. «Читаю и люблю тебя», – отвечает она, не отрываясь от романа. «Кортасар?» Кивок и великие строки вслух: «…то, что осталось, было создано в одиночестве и отвоевано у тьмы – ветка в руке, на щеке от слез беспричинных след, жизнь человека и лампа, льющая свет…» Принимает Кортасара в строгой дозировке. «В меру… Когда его много, боюсь запутаться в улицах и укусить небо… Это почти сумасшествие»…

Закрываю глаза, голову сую под подушку. Остановитесь, хватит!..

…При внешней открытости замок – замкнут, сердце выстукивает save me, звезды падают мимо меня, маково-марципановый торт «Шехерезада», сумку Louis Vuitton с оторванной ручкой хочется приласкать, блаженная улыбка Портман в беззвучной картинке «My blueberry nights», но ночи совсем не ежевичные, опять все не так, опять одно и то же.

Товарищ из Кадыкёя[68]зовет на пиво с креветками. Я пошел. Ни к пиву, ни к креветкам не притронулся… Добрался с трудом. Долго не мог отыскать улицу, на которой раз сто бывал. Совсем крыша поехала. Да и как я могу ориентироваться в любимом городе, если потерял ориентиры даже в собственной жизни?!.

Креветки удрученно краснеют в сиреневой кастрюле, я расхаживаю по холостяцкому гнезду Аслана и понимаю, что завидую покою этих стен. У него светло и прибрано, аж мыслится легче. Моя квартира – the center of world's mess. Горы одежды, вываленные из шкафов, захоронения «бычков» в ультрамариновых пепельницах, грязные носки в пыльных углах, повсюду исцарапанные диски с гигабайтами прошлого. Не удивительно. Life on pause. Размытое отражение в магазинных витринах…

«Как ты можешь грустить летом?» – вполне ожидаемо спрашивает Аслан, тем самым провоцируя меня на продолжительные размышления. Просто у меня сейчас другое лето. Без танцев в воде по пояс, пенных вечеринок с дерзким флиртом, сладких арбузных брызг, ледяного спасателя Evian, глянцево сияющего солнца и бирюзового моря. Мое нынешнее лето пополам с осенью…

«Не слишком ли много чести для одной девушки? Забудь о ней, найди другую…» Называю Аслана ослом, ухожу в ночь. Кто сказал, что мужчины разучились страдать по женщинам? Эй, обобщители, вам указать направление или пойдете сами?! Весь мой мир умещается в одном человеке…

Только с ней я мог бы трясти с деревьев снежный дождь, пить клубничный латте в пене ванны, следить за новыми воплощениями «рыжей бестии» Тильды Суинтон, развешивать по комнате полароидные снимки, проигрывать в бильярд желания… Точно о ней говорила задолго до нее гениальная Вулф: «Она меняла свое „я“ со скоростью своей же езды – новое на каждом повороте»…

В любви оправданы любые переживания, но я не собираюсь оправдывать свои. Для меня – слишком много. Стамбул проплывает за окнами такси, везущего меня обратно в воспоминания. В салоне тишина, редкий кашель водителя. Мучает ностальгия. Единственное лекарство – ты…

* * *

…Три корзины выстиранного белья, прищепки-попрыгунчики, остывший чай с белым «Таблероном», солнце над головой в гримасе улыбки, душу воскрешает «Mon amour mon ami» Вирджинии Ледойен, новый день в оттенках ванильного, грусть – это глагол, действие. Я не разбираю тревоги, стараюсь не думать о том, что значит жить ради других. Во мне плещется неловкая нежность, еле различимая за шуршанием багряных листьев. За окном переливается лето, а у меня внутри листопад.

С детства лето для меня было переходным периодом. От хорошего к плохому или от плохого к хорошему. Если повезет, от хорошего к лучшему. Нет, я никогда не корчил угрюмую рожу сезону плавок и радуг. Напротив, летом превращаюсь в человека, беззаботнее которого вы не видели.

В аналог «души компании», который, не вникая в суть любого события, осмеивает его, веселит до коликов, тиков. Это даже не игра – скорее, желание соответствовать активности солнца…

Вся сила любви скрыта в осени. Осень – сезон отчета перед своими чувствами. Только осенью сходятся или расходятся. Встречают друг друга обычно весной. Весной всё так красиво и простительно поверхностно… Наше с Мирумир дело передано на рассмотрение осени. Так что придется подождать. Сейчас не время. Лето ведь. Отпуска, передышки, одышка, бритые подмышки, желтые балетки, очки-авиаторы, обгоревшие носы, раскручивающиеся парео, болтающиеся на ногах сланцы и золотистый песок-кипяток из ладошки в ладошку…

Вытаскиваю из шкафа новое пальто. Еще без моего запаха, пыли в карманах, растертых рукавов, но уже безумно любимое. Минимализм от Paul Smith. Выбор, благословленный Мирумир. «Светусвет, да ты еще будешь ревновать его ко взглядам прохожих!» Она верит в душу вещей, награждая их именами. И пальто назвала. «Смитти». Ему подходит…

В Интернете пишут, что в Москве никак не наступит лето. Все дожди да дожди. Представляешь, я ревную тебя к дождю. Он может прикоснуться к тебе. В отличие от меня… Мне нужны трезвость и абсолютное спокойствие. Или это самообман?..

– Я живу не одним днем, скорее, в одном дне…

– Это как, Зейнеп?

– Ну, когда завтрашний день не продолжение сегодняшнего, а нечто совершенно новое… Если сегодня балуюсь миндальным печеньем и не снимаю солнечных очков, то завтра могу купить зимний шарф пчелиной раскраски и пообедать чечевичным супом с красным перцем…

– Ты боишься повторений?

– А ты, Светусвет?