зря огорчать? Нина продолжала излагать, не забывая пополнять содержимое стакана: по чуть-чуть, не наглея, но регулярно:

– Так вот ко второму курсу один претендент вроде бы отпал, заваленный постоянной дамой сердца.

– То есть?

Моя собеседница показала руками нечто вроде воздушного шара:

– Большая такая. Сестра Матвея, хотя не шибко похожа. В любом случае ей бы с десяток кило сбросить – была бы куда декоративнее. Влюблена в этого Алика как кошка, так и норовит повиснуть в любом положении – лежа, сидя, стоя, – постоянно «мыкает»: «Мы с Аличкой», «мы принципиально против», «мы вообще в шоке»… В общем, он не успевал опуститься в кресло, как тотчас припархивает эта Ирина – он ее почему-то Белкой зовет – и пристраивается или сверху, или свою толстую ляжку закидывает на него. Тут и захочешь – не свалишь, сил не хватит выбираться.

– Алик – это один из трех?

– Да, верно. Вот этот, – она указала на фото Вознесенского, – между нами, весьма скверный мальчик. Я бы даже сказала, патологическая личность. Мне даже показалось, что я его уже встречала на наших… кхе, мероприятиях. Хотя, может, я и ошибаюсь. Знаю таких. Ходят вполне приличненькие, в белых рубашечках, котиков в соцсетях постят, но я лично стараюсь с такими в темных комнатах наедине не оставаться. Мало ли что кому в голову взбредет. И выбирают не абы что, а именно «восемнадцать плюс», и чтобы обязательно с кровью. Отряд вампиров или, там, Джек-дзе-Рипер.

Я хмыкнула. Всегда приятно, когда кто-то думает так же, как и ты. Особенно если этот кто-то – разумная дама с богатым жизненным опытом.

– Вот и этот, – продолжала живописать Нина, – такая утя-путя, весь такой благостный, улыбчивый, белобрысенький, глазки синенькие-пресиненькие, большие, ясные. А поворачиваться к нему затылком не хочется. И руки такие… даже не знаю как сказать.

К моему немалому удивлению, она очень точно изобразила расползающиеся и сплетающиеся в замок руки Вознесенского. Меня аж передернуло.

– И к тому же на мое «здравствуйте» он ответ подбирал секунд пять, прежде чем представиться, подумал секунд десять – вот такой мальчик умный. Подальше от таких интеллектуалов.

– Хорошо, с двумя разобрались. Давай дальше.

– Мне очень вторая девчонка понравилась. Кареглазая, светленькая, зовут Майя.

– Ага, – кивнула я, – она что делала?

– Да вроде бы ничего, – ответила Нина, – есть такие люди, с которыми и просто посидеть-помолчать есть о чем. Вот она в основном этим и занималась. Вошла в залу, обошла, осмотрела все, как сфотографировала, – и уселась в уголок. Попивает вино да помалкивает. Мы с ней особо не общались – так, пару раз в шахматы сыграли.

– А ты и это умеешь? – удивилась я, вспомнив Ленкины слова про спортивные достижения Майи.

– Играла когда-то.

– Она была с кем-то или сама по себе? – уточнила я, вспомнив разговор с Матвеем.

– Вроде бы сама по себе. Хотя лично мне показалось, что восточный тот, Рамзан, готов сняться с гонки за Ольгу ради нее.

– Но были они по отдельности?

– Да, сами по себе.

– Ну хорошо. Остался еще один.

И снова Нина улыбнулась, на этот раз чуть сардонически:

– О да. Усатый-волосатый крестьянско-фермер Матвей. Все мне предлагал то ли кроликов, то ли курей, то ли козлят, особо подчеркивая, что, мол, только вчера гавкали. Смешной парень. Вот тогда-то и стало понятно, заради чего Оля меня сюда притащила.

– И зачем же?

Нина только рукой махнула:

– А, да как всегда, чтобы я за нее отдувалась. Прикрыться мной от него.

– Так, – хмурясь, чтобы не расхохотаться, поддакнула я, – что было дальше?

Нина потерла лоб.

– Так. Сначала пошли погулять, обозреть окрестности, карьер, фиг знает что там еще, потом хлынул дождь, вернулись домой. Накрыли на стол, то есть просто выставили бутылки с бухлом и сухие закуски. Сперва всем шампанского, за милых дам.

– То есть Ольга пила? – уточнила я, припоминая уверения мамы Риммы о непогрешимости дочки в плане горячительных снадобий.

– Нет, сначала нет, продолжала ломать комедию.

– То есть в принципе она употребляла, – уточнила я.

– Могла, могла еще как. Вообще без последствий потреблять все, что не лед и не яд. Но тут, перед публикой, она продолжала ломать комедию: только улыбалась застенчиво и чокалась минералкой. Матвей еще ее подкалывал: «Олюня, ты так и будешь в мусульманках ходить?»

– Пили много?

– Много и разнообразно. Вплоть до того, что поспорили, как «кровавую Мэри» делать, я показала, как. Ну, и немедленно выпили…

– Хорошо, много выпивали. А атмосфера как, была спокойная и дружелюбная?

– Как всегда поначалу. Завалились на диван, пододвинули стол. Над камином – видела? – огромная плазма, запустили для фона какую-то комедию. Много пили, мало закусывали, было довольно весело.

– Кто-то уходил, приходил?

Нина, задумавшись, припомнила, что да, Рамзан уходил во двор, в домик для гриля, готовить шашлык, – мол, «барашка Матвей сам растил, я резал». Вот как раз тогда и увлек с собой Майю, как он выразился, «для контроля и консультаций».

– Понимаешь, после шампусика и «кровавой Мэри» коньяк в ход пошел, и все это наложилось на недосып…

Я несколько встревожилась. Сообщенные сведения на сенсацию не тянули.

– То есть ты что, больше ничего не помнишь?

Нина, против ожиданий, не смутилась, а обиделась:

– Эй-эй, я устала, а не нажралась! Все я помню. Матвей одной рукой лапал меня за коленки, другой пытался полезть к Ольге. Получил отлуп. Алик выбрался из-под Белки, подключил «плейстейшн», после чего Матвей вообще забросил нас обеих и пошел играться. Белка подобралась к ним. Мы с Ольгой вышли во двор покурить за угол, я начала расспрашивать, чего это она не в себе. Она еще закурила. Я такого не видела со времен Амстердама.

– Ну, и сказала она что-то?

– Ничего внятного.

– А в течение всего вечера ей кто-то звонил, писал или что?

– Вроде бы никто не звонил. Если бы иначе, ей пришлось бы убегать из дому, а она не убегала. Но, по всему судя, кто-то писал, и она постоянно что-то строчила.

– Хорошо,