дверь. На освещенной площадке увидел незнакомых людей. Не успел спросить, что им нужно, как молодые мускулистые подручные Хичкова ввалились в квартиру, грубо прижали Сергея Сергеевича к стене. После этого бесцеремонно втолкнули в кухню, сами включили свет. Гержавин увидел направленный на него пистолет и безразличные холодные глаза. Попытался возмутиться, но задохнулся от удара в живот.

Шумом поднятая на ноги жена, красивая женщина средних лет, накинув на плечи халат, прибирая руками волосы, выглянула из спальни, изумленно вскрикнула и умолкла, устрашенная оружием. На лице появился ужас. В детской комнате раздались голоса детей. Туда открыл дверь один из подручных Вадима и от его вида дети умолкли, всхлипывая и прижимаясь друг к другу. Мать метнулась в детскую, схватила их, обняла, дрожащими руками стала гладить по волосам.

Оправившись от удара, Гержавин все-таки возмутился:

— Как вы смеете? Вы кто? — поднял глаза на Хичкова, который стоял напротив. — Что вам надо?

— Пожалей семью, док, — мрачно почти по слогам сказал Вадим, не повышая голоса, обжигая врача неприятным взглядом. — Кроме тебя кто еще ее пожалеет? Никто, док, никто!

— Что вы хотите? — не понимая происходящего, продолжал спрашивать Гержавин. Его глаза растерянно скользили по незваным ночным визитерам, с одного лица на другое, хотя сразу стало ясно, кто среди них был вожаком.

— Вот с этого надо было начинать, — усаживаясь на стул, хмуро отозвался Вадим. — Повторяю, думай о своих детях, док! — усмехнулся. — Маленькие они еще. А у тебя уже седина в голове. Кому они будут нужны, если с тобой что-то раньше времени случится? А как ты сам сможешь жить дальше, если с ними что-то произойдет из-за твоей глупости? Подумай, хорошо подумай! — словно тень легла на щекастое лицо, Вадим вздохнул, точно с сожалением, и неожиданно спросил. — А чего ты стоишь? Садись! Ты у себя дома. Мы твои гости. Будь приветливым хозяином! Только очень внимательно слушай меня! Сам понимаешь, в гости просто так никто по ночам не ходит. Ночью все должны спать. Но иногда появляется необходимость обратиться к доку посреди ночи. Увы. Все в нашей жизни так запутано, так пронизано болезнями, что зачастую без врача не обойтись. Ты меня слушаешь? Чего молчишь? Я тебя спрашиваю, док!

— Да, — отозвался Гержавин встревоженно, не двигаясь с места. Его высокая чуть сутуловатая фигура, скрытая под длинным домашним халатом, как будто даже распрямилась, точно показывала, как он прям в своих делах и мыслях.

Щекастое лицо Хичкова сверкнуло холодным прищуром глаз:

— У тебя в реанимации лежит подстреленный парнишка. Я наслышан, что ты хороший врач.

— Я делаю все, что могу, — обронил Гержавин, подумав, что сейчас от него потребуют любой ценой быстрее поднять этого парня на ноги, — но ведь я не Господь бог, — напомнил при этом.

На мгновение в кухне наступила тишина. Хичков закурил, сделал несколько глубоких затяжек, шумно выпуская дым изо рта. С явным неудовольствием, как будто ему не понравился ответ врача, повел глазами по кухне. Гержавин замер.

— Вот и не старайся быть им! Богом быть трудно! Работенка — не позавидуешь! — сказал Хичков металлическим голосом. — Мне нужно, чтобы этот парень, как можно быстрее перебрался на другой свет! Поближе к богу! Пусть тот за ним присматривает там! Ты должен выдать ему билет в один конец, и организовать это по высшему разряду, док!

Требование было таким неожиданным, совершенно противоположным тому, что врач ожидал услышать, поэтому вздрогнул, покраснел от натуги, пытаясь вытолкнуть возникший в горле ком. Затем лихорадочно спросил:

— Вы предлагаете мне, — он не договорил, словно усомнившись в том, что правильно понял Хичкова. — Но ведь я же врач! Я обязан лечить людей! Это мой долг!

— А разве кто-то против, док? — Вадим глянул враждебно, отчего у Гержавина дрожь прошла по мышцам. — Только всегда помни о своем главном долге! Защищать семью! — выдохнул резко и шумно. — Для всякого мужчины это основной долг! Все другое — бред сивой кобылы! — снова сделал затяжку и выпустил густой клуб дыма. — У тебя красивая жена и две маленькие дочери. Кто дороже для тебя, док? Тот чужой, пробитый пулями парнишка, или твои девочки? — негромкий, но резкий голос Вадима безжалостно бил по мозгу Гержавина, казалось, плющил его, превращал в труху. — Неужели ты готов пожертвовать ими, док? Ради кого? Не удивляй меня! Не заставляй усомниться в тебе!

— Разве это возможно? — побледнел врач, заикаясь. — Дети не причем!

Оборвав его взмахом руки, Хичков сжал пальцы в кулак:

— Дети всегда причем, док, если у родителей не хватает мозгов понять это! — тон голоса Хичкова был жестким и не давал ни малейшей лазейки для какого-либо компромисса. — Что у тебя с мозгами, док? Ты определенно перестал здраво мыслить! — насмешливо, безжалостно произнес Вадим. — Или ты хочешь, чтобы мы забрали с собой твоих девочек? Без такой встряски мозги не работают?

Глотая слова и ненавидя себя за это, Гержавин с дрожью в голосе попросил, натыкаясь на безразличные лица подручных Хичкова:

— Детей не троньте.

Поморщившись, Вадим протянул одному из подручных сигарету. Тот схватил ее, бросил в раковину, загасил струей воды из крана.

— Значит, договорились? — спросил негромко Хичков.

Холодный пот волной прошел по спине Гержавина:

— Я не могу так поступить, — в горле у него пересохло, и голосовые связки потеряли эластичность. Он отчетливо услышал, как его слова прозвучали с каким-то деревянным скрипом.

— Ну, как знаешь! — усмешливо произнес Вадим. — Принуждать я тебя не стану! Понимаю тебя. Ты давал клятву Гиппократа, она для тебя важнее всего. Подумаешь, дети. Еще родишь, если жив останешься. Новую жену найдешь, еще моложе этой. Ты мужик в силе! Ничего не имею против такого сценария! Но эти твои девочки пойдут со мной! — он повел головой в сторону детской спальни, откуда слышались всхлипывания детей, и где у двери стоял один из подручных, кивнул, бессловесно отдавая приказ.

Не успев что-либо сказать в ответ, врач оглянулся и увидел, как подручный Хичкова вытолкнул из детской комнаты в прихожую его испуганную жену и плачущих детей.

— Посмотри на них. Может быть, видишь последний раз, — мрачно сказал Вадим. — Я не злой человек, но никогда не делаю одного предложения дважды!

Почувствовав, как подкашиваются ноги, ощущая в этот миг свое бессилие перед Хичковым, Гержавин застонал. Слезы детей, страх на лице жены выбили его из равновесия. Он понял, что ради них сейчас готов сделать все, что от него требуют:

— Не надо, — прохрипел не своим голосом. — Я прошу вас! Я вас прошу, — повторил, боясь, что его не поймут, с трудом собираясь произнести следующую фразу, которую Вадим ждал от него.