за один день он проходил расстояние, которое обычно преодолевают за два дня.

Так он дошел до южной части страны. Хотя по дороге у него появился нарыв на спине, он не мог думать о лечении. Только дойдя до местности Ынчжин, обнаружил, что болезнь стала крайне тяжелой. В критическом состоянии он остановился на постоялом дворе, начал задыхаться и, казалось, вот-вот испустит дух. Монсок, обеспокоенный, обошел всю округу, но не смог найти ни лекарств, ни игл для акупунктуры. В конце концов, один китайский беженец, державший путь из юго-западного региона Хонам в юго-восточный Ённам, увидев Чхве Чхока, испугался и сказал:

– Чуть было не случилась большая беда! Если бы сегодня вы все оставили, как есть, его уже не удалось бы спасти!

Китаец достал из походного мешка иглы для акупунктуры и вскрыл нарывы на спине Чхве Чхока. После этого его состояние с каждым днем становилось все лучше.

Через два дня Чхве Чхок, взяв трость, наконец, добрался до дома. Все домашние были сильно удивлены, словно увидели перед собой мертвеца. Почти не понимая, явь это или сон, старый отец и сын, Чхве Чхок, крепко обняли друг друга и плакали до самого захода солнца.

Госпожа Сим, потеряв дочь Огъён, лишилась рассудка и никак не могла прийти в себя, жила и опиралась только на Монсока. Ко всему прочему, считая, что и Монсок, уйдя на войну, погиб на поле боя с маньчжурами, она слегла и лежала несколько месяцев в постели, не в силах подняться. И вот, будучи в таком состоянии, в дополнение к тому, что Монсок с отцом вернулись живыми и невредимыми, ко всему прочему узнала, что ее дочь Огъён тоже жива. Она закричала, как сумасшедшая, и стала похожа на человека, который не знает, что делать, печалиться или радоваться.

Монсок был очень признателен китайцу за то, что тот спас отца, и, желая достойно отблагодарить, привел его в свой дом. Чхве Чхок спросил китайца:

– Я вижу, что вы – китаец. Где ваш дом, и как вас величать?

Китаец ответил:

– Фамилия моя Чэнь, а зовут меня Вэйцин. Дом мой в Ханчжоу, у Ворот Драконьего Золота – Лунцзиньмэнь. В 25-й год под девизом правления ваньли[139] я вступил в армию полководца Лю Тина и с ней оказался в корейском Сунчхоне. Однажды, когда я был в разведке, изучая положение во вражеском лагере, ослушался приказания генерала и был наказан по воинскому закону. Глубокой ночью я сбежал, стал скитаться и так дожил до сегодняшнего дня.

Услышав рассказ, Чхве Чхок очень удивился и сказал:

– Есть ли у вас дома родители, жена, дети?

Чэнь Вэйцин сказал:

– У меня дома есть жена. А когда я прибыл в Корею, моей дочери исполнилось пару месяцев.

Тогда Чхве Чхок спросил еще:

– А как зовут вашу дочь?

Чэнь Вэйцин ответил:

– В тот день, когда родилась моя дочь, сосед принес в подарок персики. Мы посчитали, что это судьба и дали дочери имя Хунтао, что значит «Красный персик».

Чхве Чхок тут же схватил Чэнь Вэйцина за руку и воскликнул:

– Удивительное дело! Удивительно дело! Когда я был в Ханчжоу, то жил по соседству с вашим домом.

Супруга ваша скончалась от болезни в девятую луну года под циклическим знаком синхэ[140]. После этого Хунтао переехала в дом к тете У Фэнлинь, где выросла.

И я взял ее в невестки. Но мне и во сне не могло присниться, что сегодня я здесь встречу ее отца.

Чэнь Вэйцин удивился до крайности, глубоко вздохнул, долго сидел с грустным выражением на лице и, с тоской вздохнув еще раз, сказал:

– Да-а! Когда я жил в городе Тэгу, в доме человека по фамилии Пак, встретил одну старую женщину и научился у нее искусству иглоукалывания. Этим добывал себе средства к существованию. Сейчас я услышал ваши слова, и у меня такое чувство, словно приехал к себе на родину. Мне бы хотелось, чтобы у вас в доме мне дали комнату и возможность немного пожить.

Монсок встал и сказал:

– Вы, уважаемый, – благодетель, который спас жизнь моего отца. К тому же моя мать и младший брат окружены заботой вашей дочери. Разве могут возникать какие-то препятствия между членами одной семьи?

Тут же распорядились переселить его для проживания в дом Чхве Чхока.

После того, как Монсок узнал, что мать жива, его душа день и ночь изнывала, и он все время обдумывал, нет ли возможности отправиться в Китай и привезти ее оттуда. Но подходящего способа не находилось, и ему не оставалось ничего иного, кроме как лить слезы.

В это время Огъён, которая находилась в Ханчжоу, услышала новость о том, что китайская минская армия, отправившаяся на войну с маньчжурами, полностью разгромлена. Считая очевидным, что Чхве Чхок трагически погиб на полях сражений, она днем и ночью не переставала плакать. И, в конце концов, решила умереть: перестала пить, не брала в рот ни капли воды.

Но однажды ночью во сне явился Пятиметровый Будда из монастыря Манбокса и, гладя ее по голове, сказал:

– Нельзя умирать! В будущем обязательно произойдет счастливое событие.

Огъён очнулась ото сна и сказала Монсону:

– В тот день, когда меня схватили японские разбойники, и я решила броситься в воду, чтобы умереть, ко мне во сне явился Пятиметровый Будда из монастыря Манбокса в Намвоне и сказал: «Нельзя умирать! В будущем обязательно произойдет счастливое событие».

С тех пор прошло четыре года, и я встретила твоего отца на вьетнамском побережье. А теперь, только я снова решила умереть, как мне снова привиделся тот же сон. Может, твоему отцу действительно удалось избежать смерти? Если бы он только оказался жив! Тогда и смерть – как жизнь. Разве можно еще чего-то желать?

Монсон сказал, плача:

– В последнее время, как я слышал, говорят, что, хоть Нурхаци убил всех без исключения китайских солдат, все же он оставил в живых корейцев. Отец по рождению кореец, поэтому он точно жив. Сон с Пятиметровым Буддой – разве пустое предвестие? Мама, сейчас же оставьте мысль о самоубийстве и попробуйте дождаться отца.

Огъён, изменив свои намерения, сказала:

– Расстояние от логова Нурхаци до границ Кореи можно покрыть всего за четыре-пять дней. Поэтому, даже если предположить, что твой отец сохранил свою жизнь, наверняка он будет спасаться бегством в Корею. Разве возможно, чтобы он вернулся к нам в Китай, пройдя пешком опасный путь в десятки тысяч верст?

Я вернусь на родину в Корею и попробую найти твоего отца.