– Ворота дракона, осмотрел гробницу легендарного государя Юя[123] – Пещеру Юя, дошел до двух рек, впадающих в озеро Дунтинху – Юаньцзян и Сянцзян.

Сев на лодку, переплыл на восток Дунтинху и поднялся в павильон Юэянлоу, а также взошел к башне Гусутай.

Он то пел песни на вершинах гор и на берегах рек, то бродил между облаков, покрывающих горы. Так у него появилось желание скорее удалиться из этого суетного мира. Услышав, что в горах Цинчэншань живет Даос Моря и Луны по имени Ван Юн, который не только готовит волшебный эликсир бессмертия, но и владеет магией превращения в небожителей, он решил отправиться в земли Шу, чтобы научиться искусству волшебства.

В то время жил один человек по имени Сун Ю. Его семья происходила из Хэчуани, а дом был в Ханчжоу, у ворот Юнцзиньмэнь. Он хорошо разбирался в конфуцианских канонах и классической истории, не любил что-либо делать ради заслуг и прославления имени, считая своим главным делом сочинительство. Еще ему нравилось помогать другим, и он обладал неколебимым чувством долга. С Чхве Чхоком он был настолько близок, что, можно сказать, знал его, как себя самого. Узнав, что Чхве Чхок собирается в земли Шу, он взял вина и пришел к нему в дом.

Как только Сун Ю, выпив вина, захмелел, он по-дружески обратился к Чхве Чхоку, назвав его прозвищем:

– Пэксын[124]! Думаешь, хоть кто-то из обитателей этого мира не хочет жить долго и не старея? Но ни в древности, ни ныне нигде в Поднебесной нет разумных оснований для этого. Сколько осталось той жизни, чтобы, приняв пилюлю долголетия, хотя и без старости, потом терпеть голод, навлекать на себя всяческие мучения и жить по соседству с горными бесами?

Лучше отправляйся вместе со мной в земли У и Юе[125].

Мы будем ходить вдоль побережья, торговать шелком и чаем. Разве наслаждение оставшейся жизнью – не то, чем должны заниматься люди, сведущие в житейских делах?

Чхве Чхок тут же все понял и отправился в путь вместе с Сун Ю.

Была весна года под циклическим знаком кёнчжа[126].

Чхве Чхок вслед за Сун Ю и вместе с купцами одного селения сел на корабль и отправился торговать, прибыв во Вьетнам. В то время чуть более десяти японских судов также бросили якорь в той бухте.

Прошло десять дней, наступило второе число четвертой луны. Небо было ясным, без единого облачка, а цвет воды напоминал шелк. Ветер стих, волны успокоились. Все вокруг было тихим, нигде ни единой тени. Люди на корабле погрузились в глубокий сон. Лишь иногда доносился крик гагары. Со стороны японского судна послышался голос, возносивший молитвы к Будде. И этот голос был очень печальным.

Чхве Чхок сидел один, прислонившись к краю корабельного окна, и думал о своей судьбе. Он достал из походной сумки флейту и, заиграв на ней мелодию одной грустной песни, попробовал выразить в ней всю обиду и горечь, накопившиеся в душе. На звук флейты Чхве Чхока море и небо окрасились в цвет сочувствия, а появившиеся туман и облака, казалось, были полны печали. От этого звука люди, находившиеся на судне, удивленные, проснулись, на их лицах появилось выражение глубокой тоски. Вдруг резко оборвался звук буддийской молитвы, доносившийся со стороны японского судна. Через некоторое время оттуда донеслись стихи, которые декламировали на корейском языке:

Как низко луна, что воспета была

                                                                         древним флейтистом Ваном[127].

И цвета морского небес синева обильно полита росой.

С тобою мы вместе на птице Луань[128] взлетим

                                                                                                               высоко в сине небо.

И даже в тумане, что в горах Пэнлай[129],

                                                                                                    мы не потеряем пути.

После того, как стихи смолкли, послышался глубокий вздох и грустное причмокивание языком. Чхве Чхок, услышавший, как читают стихотворение, настолько изумился, что стал похож на человека, из которого вышел дух. Он сам не заметил, как уронил на пол флейту и стоял без движения, ни жив ни мертв. Сун Ю воскликнул:

– Что?! Что с тобой?

Он повторил вопрос, но ответа не было. Только на третий раз, когда он спросил, Чхве Чхок наконец попытался что-то ответить, но у него перехватило горло, и он не мог говорить, лишь плакал, пустой и потерянный. Через некоторое время, взяв себя в руки, Чхве Чхок сказал:

– Это стихи сочинила моя жена. Кроме нас, двоих супругов, никто их не знает. К тому же голос, которым только что прочли стихи, почти такой же, как голос моей жены. Вдруг моя жена находится на том корабле?

Но ведь такое невозможно.

Затем он подробно рассказал, что пережила его семья от рук японских разбойников. Все люди на корабле дивились произошедшему и сочли случившееся весьма необычным.

Тут же находился человек по имени Ду Хун. Он был молод и смел. После того, как Ду Хун услышал рассказ Чхве Чхока, его лицо преисполнилось решимостью. Он ударил кулаком по веслу, резко встал и сказал:

– Я отправлюсь на то судно и попробую узнать, что к чему.

Сун Ю, отговаривая Ду Хуна, сказал:

– Если поднять шум сейчас, глубокой ночью, это может привести к большим неприятностям. Лучше завтра утром тихо разобраться во всем.

Все, кто находился рядом, сказали, что стоит поступить именно так. Чхве Чхок остался сидеть на месте и с нетерпением ждал утра.

Наконец взошло солнце. Чхве Чхок тут же спустился на берег и подошел к японскому судну. Затем он спросил по-корейски:

– Человек, который прошлой ночью декламировал стихи, точно был корейцем. Я – тоже кореец. Не позволите ли повидаться? Разве может быть большая радость, чем встретить человека, похожего на соотечественника во время странствий по чужбине?

Огъён же прошлой ночью, находясь на судне, слышала звуки флейты Чхве Чхока. Помимо того, что это был корейский мотив, мелодия показалась ей знакомой. Она подумала, не находится ли на том корабле ее муж? Поэтому, решив проверить, продекламировала вслух стихи, сочиненные прежде. И вот, в довершение ко всему, услышав голос самого Чхве Чхока, доносившийся снаружи, она стремительно, чуть не упав, буквально выпрыгнула с корабля.

Увидев друг друга, Чхве Чхок и Огъён громко закричали, бросились в объятия и, упав на песок, стали кататься по нему. Дыхание перехватило, они были не в состоянии вымолвить ни слова. Выплакали все,