Вечерами, чтобы не показать своих пылких чувств при Азе и пришедшем с работы Арсене, мы молча дулись в «подкидного дурака» под увитым виноградом потолком на открытой веранде, одаривая друг друга многозначительными взглядами. Играть на поцелуи и походы к морю стало бессмысленно. Мы ходили на пляж и бесконечно целовались и без выигрышей. Резаться просто так было скучно и неинтересно. И однажды Варфик предложил сыграть на раздевание. Я долго сопротивлялась, но, в конце концов, согласилась, заразившись от него невероятным азартом. Разумеется, проигравший должен был раздеться следующим утром на диком безлюдном пляже.

Сконцентрировав все свои способности и внимание на игре, Варфик сдал карты. Два раза за кон у меня было такое чувство, какое Штирлиц испытывал в советском бестселлере «Семнадцать мгновений весны»: «Это провал», – думала я и уже видела себя, стоящую по колено в море, срывающую с себя то, что называется бюстгальтером, – у меня же он играл роль нагрудной повязки. Однако, к моему великому облегчению и счастью, кон завершился ничьей. Сыграли во второй раз – снова ничья. И, как мне показалось, данный исход игры, при котором никто не выиграл и не проиграл, несколько ослабил бдительность и внимание моего соперника – в самом разгаре третьей партии он вдруг поднялся с лавки и, сказав, что скоро придет, ушел, оставив перевернутыми на столе свои карты.

Я, недолго думая, выждав не более минуты, под вой стальной летательной машины заглянула в его карты и, внимательно изучив их, положила на место. Затем влезла в колоду, выхватила козырного туза с королем, собралась уж было вернуть стопку карт на стол, как вдруг позади меня послышался громкий сардонический смех. Я вздрогнула, обернулась – за широкой опорной балкой веранды хохотал, держась за живот, Варфик – он, оказывается, и не думал терять бдительности, а вышел из-за стола с одной лишь целью – посмотреть, что я буду делать в его отсутствие.

– Все! Так не поступают! Это нечестно! – гневно воскликнула я, застигнутая врасплох. – Я больше не играю!

– Все козыри выудила?

– Нет, нет, я отказываюсь с тобой играть! – возмущенно кричала я, будто это он подсмотрел мои карты и копался в колоде в поисках козырного туза.

– Варфик! – вмешалась Аза. – Не обижай девочку! Обидеть друга – угодить врагу! – метнула она в него очередной восточной мудростью.

– Да уж! Ее обидишь! Ну, ты и хитра!

– Не обижай девочку! Победа над слабым подобна поражению! – резала Аза правду-матку. И, надо сказать, только благодаря ей я избежала провала, который неминуемо бы случился, и тогда мне, в конечном итоге, пришлось бы показывать все свои прелести на безлюдном пляже, потому что обыграть Варфика – дело гиблое.

Итак, играть в тот вечер я отказалась, и мы до полуночи просидели на заднем дворе, разговаривая о пустяках, любуясь звездным небом. Перед сном Варфломей страстно поцеловал меня – либо ему было наплевать, что нас могут увидеть Аза с Арсеном, либо он знал наверняка, что они заняты чем-то очень важным и им сейчас не до нас.

Однако наутро я пришла к выводу, что Варфик испытывает ко мне такое непреодолимое влечение, что ему действительно начхать, видит ли кто-нибудь наши жаркие объятия и пылкие поцелуи или нет. Любовь ко мне настолько вскружила ему голову, что внимание его совершенно ослабело. А зря!

За завтраком, получив обычную дозу овсянки, я почувствовала на себе недоброжелательный, осуждающий даже какой-то взгляд Азы. Он не сыпала сегодня восточными поговорками о пользе овсяной каши по утрам, а лишь велела нам долго на море не торчать и вернуться не к обеду (как всегда), а часам к двенадцати. И тут я поняла, что в душу ее закралось недоброе чувство, сомнение, недоумение, предчувствие семейной катастрофы. Во второй раз в жизни Аза почувствовала, как незаметно, неуловимо вползло оно ядовитой змеей в ее душу, и теперь то совьется на ее сердце в три кольца, то выпрямится в длинную ленту, то раздует зловеще свой капюшон, подобно среднеазиатской кобре, которую я видела в террариуме Московского зоопарка, в тот злополучный день, когда произошла моя роковая встреча с бегемотом, после коей я утратила всю свою ярко выраженную гениальность, превратившись в самого что ни на есть обыкновенного трехлетнего ребенка со среднестатистическими способностями. Однажды аспид уже побывал в Азиной душе, но проник он туда, когда было слишком поздно – когда ее первенец, красавец Марат, втайне от нее и отца сделал официальное предложение Эльмире – девушке не их круга. Пришел к Мириным родителям и попросил ее руки. А ведь должен был прийти совсем не к ним, а к отцу Хатшепсут, которой в то время только исполнилось двенадцать лет. Благо, что не нашел он припрятанное в укромном месте (в тайнике старой софы, в резной шкатулке из слоновой кости) древнее кольцо с рубином, которому нет цены и которое в их роде передавалось из поколения в поколение – от жениха к невесте.

Аза с Арсеном, поставленные перед фактом, долго вразумляли своего непутевого сына отказаться от невесты, порвать с ней раз и навсегда, но сами понимали, что дело сделано и идти на попятную уже поздно. В конце концов им пришлось смириться, и Аза, скупо выдавив из себя:

– Женитьба – это радость на месяц и печаль на всю жизнь, – перепрятала кольцо в другое, более надежное место, решив приберечь реликвию для своего младшего сына в надежде, что тот окажется поумнее и женится в дальнейшем на Хатшепсут вместо Марата.

Марат же купил Эльмире золотое кольцо с бриллиантом в ювелирном магазине, чем вельми обрадовал невесту – она ни слухом ни духом не ведала о предании, впрочем, как и о приложении мидоперсидских источников, где ясно указано, что чудо-перстень, который сам Нин – основатель ассирийского могущества – преподнес своей будущей жене Семирамиде, азиатской завоевательнице и строительнице Вавилона, законным образом должен был перейти к ней.

И снова Аза почувствовала неладное. Что-то подсказывало ей – она опять потерпит фиаско в деле своей жизни – женитьбы теперь уже Варфика на родовитой Хатшепсут. И все из-за ядовитой змеи, которая вползла неуловимо и незаметно в ее душу, сворачиваясь на сердце кольцами все плотнее и плотнее – так что порой и вздохнуть было тяжело.

В тот же день, когда я в сопровождении Варфоломея отправилась к морю совершать второй заплыв, произошло одно очень неприятное и расставляющее все на свои места событие. После того как я вылезла из воды и улеглась рядом с любимым на теплый песок, мы, как обычно, лежали, задыхаясь от страстных объятий и поцелуев, не зная, что делать дальше, пребывая в некоем ступоре – буквально через полчаса мы отодвигались друг от друга, одурманенные, с клубами смога в головах, но, отдохнув минут пять, снова слеплялись в один комок, ворочаясь в сладкой истоме и увязая в песке. Именно в момент передышки – в те пять минут, когда мы лежали порознь (тут, надо заметить, нам несказанно повезло!), я увидела, как с горы к берегу торопливо спускается Арсен.

Варфик поднял руку, хотел было обнять меня, но я голосом, полным ужаса и необоснованного страха (ведь в данный момент мы ничего предосудительного не делали!), пролепетала:

– Твой отец идет!