Водитель «Икаруса» тем временем съехал на обочину и терпеливо ждал, чем закончится потасовка в салоне. Он с готовностью открыл дверь — и Владислав вышвырнул окровавленного пацана на придорожный гравий. Обернувшись к заднему ряду, он негромко, но внятно скомандовал:

— Вы там, салаги, все на выход! Приехали.

Пацаны зашептались и стали переглядываться между собой, но после секундного замешательства послушно выполнили приказ.

Заняв свое место, Варяг взял Людмилу за руку. Рука была холодная и влажная от пота.

— Ты что, испугалась? — тихо спросил он.

Люда молча прижалась к нему и кивнула.

— Не бойся. Обычные автобусные хамы. Все в порядке…

«Икарус» покатил дальше. Пассажиры — в основном женщины — сначала робко, но потом все оживленнее стали наперебой благодарить Владислава.

— Так их, сукиных детей! — уважительно глядя на Варяга, кивал пожилой мужчина. — Совсем от этих шалопаев житья не стало — ни днем ни ночью. Тюрьма по ним плачет!

Варяг вдруг вскинул голову и жестко возразил:

— Ошибаешься, отец. Этим отморозкам ни в тюрьме, ни на зоне жизнь медом не покажется. Таких там жизнь учит по-быстрому, так что весь их гонор сшибается только так…

Владислав стал медленно застегивать рубашку, но пожилой пассажир все же успел мельком заметить голубую татуировку на груди: парящих ангелов с крестами. И, прикусив язык, он отвернулся и больше ни в какие разговоры не вступал.

Варяг в Поволжье — что за хрень такая! — держа за руку распереживавшуюся Людмилу, размышлял Владислав над услышанным. Что это — пустой треп салажонка или… Или за этим что-то скрывается? Уж больно складно он пел про маляву от своего Шалфея… Может быть, это очередной стратегический план ментов — распустить по зонам слушок о том, будто смотрящий по России ссучился, общак «скрысятничал». Кто-то рукой махнет, а кто-то и поверит… Такое уже в его жизни бывало — и не один раз. Вроде той давнишней истории с его отправкой в колонию особого режима, к изуверу подполковнику Беспалому в Североуральск. По сфабрикованному обвинению в двойном убийстве и мелкой краже… Ничего не скажешь, тонкий был ход, прямо-таки ход конем!

Вот и сейчас… Или это не ментовские игры, а интриги тех, кто рвется к воровской короне, того же Максима Кайзера и его прихлебателей? Может, и так? «Как говорится, гниль завелась в воровском государстве, — невесело усмехнулся Варяг. — И с этой гнилью нужно бороться беспощадно, а главное безотлагательно…»

На душе у него вдруг стало необычайно легко. Правильно он решил вернуться в Москву. Негоже смотрящему отсиживаться в лесу, когда на нем висит финансовое обязательство перед серьезными людьми, а в воровских кругах царит раз-драй. Надо уладить дело с долгом, надо собирать большой сход и вдобавок с этими слухами о «поволжском Варяге» тоже надо разобраться.

Он ласково погладил мягкую руку Людмилы, задумчиво глядя в окно, за которым уже пролетали пригороды столицы.

«Есть еще порох в наших пороховницах! Есть еще ядерные заряды в наших боеголовках!» — широко улыбаясь, пробурчал себе под нос Александр Иванович Виноградов.

Он блаженно откинулся на высокую кожаную спинку вертящегося кресла, сцепив пальцы в замок, прикрыл глаза, и перед его мысленным взором опять всплыла картинка, которая регулярно возникала в последние недели… Океанский берег со слепящим молочно-белым песком и шеренгой пальм. Лазурная морская гладь. Неподалеку от пляжа стоит на рейде белая яхта. У штурвала — высокий загорелый мужчина в синей фуражке и синем кителе с золотыми пуговицами. На губах у него играет блаженная улыбка…

В этом бравом мужчине Александр Иванович узнавал себя, отставного генерал-лейтенанта ФСБ, который полтора года назад стал незаметным кремлевским чиновником и теперь вот дослужился до заместителя руководителя администрации президента…

Манящий океанский пейзаж не был просто игрой воспаленного воображения или плодом прекраснодушного мечтательства. Александр Иванович всегда отличался трезвостью ума и хладнокровным видением своей жизненной перспективы, и его проницательное чутье никогда, ну или почти никогда, не давало сбоев. Ни за тридцать лет безупречной службы под сенью щита и меча, ни за полтора года трудов за стенами серой гранитной громады на Старой площади. Поэтому у него не было причины считать видение белоснежной яхты на лазурном море интеллектуальной обманкой.

Полтора года назад, словно специально к его шестидесятилетию, своенравная фортуна сделала Александру Ивановичу подарок, круто изменивший всю его жизнь. Зимой двухтысячного года, когда ему объявили о грядущем увольнении с должности главного финансового консультанта особого управления КО (то есть «конфиденциальные операции» за рубежом), Александр Иванович крепко приуныл. Ему, отдавшему три десятка лет жизни родной конторе и уже давно не мыслившему себя вне строгой служебной иерархии, было нестерпимо думать об отставке, ассоциировавшейся у него с ленивым бездельем в мрачной зимней Москве и скучной имитацией активности на огороде летней дачи в Снегирях. Кто-то из бывших сослуживцев посоветовал Виноградову загодя подыскать себе должность начальника службы безопасности в какой-нибудь крупной фирме: и сам, мол, останешься при привычном деле, да и прибавка к генеральской пенсии будет весьма и весьма солидная… Александр Иванович даже присмотрел себе такое местечко. Дело в том, что на досуге он баловался пишущей машинкой, сочиняя что-то вроде мемуаров, и даже задумал целую серию документальных книг о бойцах невидимого фронта под броским названием «Лубянка не дремлет». Директор издательства, куда он предложил свою рукопись, отнесся к ветерану-чекисту благожелательно и после пятой встречи за коньячком прозрачно намекнул о возможности назначить Александра Ивановича своим заместителем по общим вопросам. Обрадованный генерал-лейтенант даже дал предварительное согласие, как вдруг неожиданный телефонный звонок в марте резко изменил расклад карт на столе.

Виноградову позвонил его старинный приятель, Аркадий Ильич Неустроев, тоже генерал-лейтенант ФСБ в отставке, и предложил срочно встретиться для крайне важного разговора. Пути Виноградова и Неустроева пересеклись только однажды: в конце восьмидесятых оба выполняли одну весьма конфиденциальную операцию по переводу крупных финансовых активов ЦК КПСС на баланс десятков коммерческих предприятий в Западной Европе. Предчувствуя скорую политическую кончину, кремлевские финансисты спешно разрабатывали схемы «экспорта капитала» за границу, на счета легальных «крыш» советской внешней разведки — разнообразных фирм и фирмочек, работавших в разных уголках Старого Света. После удачно провернутой операции по спасению золотовалютного запаса КПСС Виноградов получил орден Красного Знамени и продолжал верой и правдой служить Отечеству под сенью щита и меча. А вот Неустроев, зачехлив генеральский китель, плотно занялся коммерцией и на этом зыбком поприще весьма преуспел в середине девяностых, став одним из совладельцев горно-обогатительного комбината «Диамант», занимавшегося добычей и реализацией якутских алмазов.