С того же убогого склада жестокости пришли все виды мин, контрмин, тигелей, аркебуз, огненных стрел, копий, арбалетов, пищалей, огненных шаров, кулеврин и тому подобных стреляющих и разрывных устройств. Плотно набитые порохом и затравкой для возгорания, брошенные защитниками среди тел и палаток нападавших, они моментально вспыхивают при прикосновении к ним. Это, безусловно, самый отвратительный и разрушительный вид изобретений, из-за которых мы часто видим тысячи случайно подорвавшихся, не подозревавших об опасности людей. Иногда, в самый разгар боя, можно видеть, как крепкие солдаты загораются подобно свечкам от этих стреляющих штук и пылают со всей своей амуницией, поскольку нет достаточного количества воды, чтобы сбить и погасить неистово бушующее пламя, охватившее все тело. Как будто недостаточно было иметь оружие, железо и огонь для уничтожения человека, и, чтобы сделать атаку быстрее и эффективнее, мы снабдили орудия подобием крыльев, чтобы они как можно скорее летели, неся погибель людям, для сохранения которых Бог создал все в этом мире. Воистину, когда я размышляю обо всех видах приспособлений для убийства, которые использовали древние, они кажутся мне просто спортивными снарядами и детскими игрушками по сравнению с теми, что я описываю. Современные изобретения легко оставляют позади все наилучшим образом сконструированные ужасные устройства, которые можно вспомнить или вообразить, по форме, жестокости, и принципу действия.

Казалось бы, что может быть более грозным и пугающим, чем гром и молния? И все же ужас грозы почти пустяк по сравнению с жестокостью этих адских орудий, если рассматривать последствия их воздействия. Гром и молния, как правило, ударяют лишь один раз и могут поразить только одного человека из множества; но одна большая пушка одним выстрелом может убить и покалечить сотни человек. Разряд молнии – это явление природы, и он случайно попадает то в вершину высокого дуба, то в гору или в высокую башню, но довольно редко в человека. Но это адское орудие, исполненное злобой и направляемое рукой человека, нападает только на людей, берет их на мушку и направляет свои снаряды прямо в них. Гроза заранее предупреждает о своем приближении раскатами грома; но это инфернальное устройство ревет во время выстрела и, стреляя, гремит, отправляя в один момент смертельную пулю в грудь и оглушительный грохот в уши. Поэтому каждый из нас по праву проклинает создателей этих смертоносных орудий; и, напротив, возносит до небес тех, кто старается словами и благочестивыми призывами убедить королей не использовать их, а также трудится, создавая научные работы и составляя лекарственные средства, подходящие для ран, нанесенных этим оружием.

Именно представление о «подходящем лекарственном средстве» для исцеления ранений, было самой большой ошибкой врачей шестнадцатого века. Они были убеждены, что в огнестрельные ранения из пороха каким-то образом попадает яд, и поэтому их следует очищать, подвергая обработке кипящим маслом. Лежащая в основе их концепции теория не имела никакого смысла, а лечение было невыносимо болезненным и травматичным. Ужасная боль сопровождалась разрушением тканей, и, тем не менее, эту практику продолжали применять, придерживаясь ложной догмы о том, что необходимо проводить детоксикацию «отравленной» раны.

Еще во время обучения специальности цирюльника-хирурга в Париже Амбруаз Паре уверовал в этот принцип, поскольку тогда у него не было причин сомневаться в его справедливости. Он имел большой опыт в приготовлении надлежащего качества «ортодоксального масла для ошпаривания с примесью небольшого количества патоки». Он знал, как следует промачивать повязки и бинты, а затем накладывать их на огнестрельные раны или на обширные участки обожженной поверхности кожи бьющегося и кричащего от боли солдата. С двадцати двух до двадцати шести лет он работал в должности полкового хирурга и хирурга-акушера в знаменитой парижской больнице «Отель Дье». Он был слишком беден и не смог оплатить экзамены, которые позволили бы ему получить официальный аттестат для вступления в корпус цирюльников-хирургов. Каким-то образом ему удалось добыть назначение в качестве личного хирурга маршала де Монжана, генерала французского короля Франциска I.

Армия успешно отразила попытку захвата Прованса императором Священной Римской империи Карлом V и начала преследование отступающего в Италию противника. Так в 1537 году молодой Паре оказался у осажденного Турина. Он впервые принял участие в военной кампании и первый раз в жизни обрабатывал только что полученные солдатами ранения, которых было значительно больше, чем он ожидал, поэтому вскоре все приготовленное кипящее масло было полностью израсходовано на прижигание ожогов и огнестрельных ранений. Вдохновленный данной ему от Бога изобретательностью, с безумной храбростью отчаяния он провел на поле боя клинический эксперимент: вместо применения «вышеупомянутого, разогретого до максимальной температуры масла» начинающему хирургу пришла в голову идея использовать смягчающую, успокаивающую примочку. Паре понимал, что серьезно рискует, и если его нетрадиционный метод лечения не сработает, он, в лучшем случае, потеряет свою должность. Вот как он описывал произошедшее:

Наконец масло закончилось, и мне пришлось применить вместо него смесь яичных желтков, розового масла и скипидара. Ночью я не мог заснуть, опасаясь ужасных последствий. Меня мучил страх, что те, кому я не прижег раны кипящим маслом, умрут от отравления. На заре я пошел осмотреть раненых и вопреки моим ожиданиям увидел, что у солдат, к ранам которых я применил мое новое средство, стихла боль, их раны не воспалились и не отекли, и ночью они смогли отдохнуть, насколько это было возможно. Других же, после обработки кипящим маслом, я нашел в лихорадке, страдающими от сильной боли, с большими отеками по краям ран. И тогда я решил для себя, что никогда больше не стану так жестоко прижигать огнестрельные ранения… Теперь посмотрите, как я научился обрабатывать раны, полученные от выстрела. Не так, как показано в книгах.

Неопытный хирург был поражен заметной разницей в состоянии двух групп солдат. Те, чьи раны были обработаны горячим маслом (их можно рассматривать как экспериментальную контрольную группу), провели обычную бессонную ночь, полную мучительной боли, в то время как те, кого лечили мягким успокаивающим средством, чувствовали себя намного лучше, кроме того, у них не наблюдалось повреждения тканей вокруг ран. Когда Паре обследовал солдат, его опасения исчезли, сменившись на невероятное воодушевление. Из примитивного целителя он мгновенно и полностью превратился в современного врача.

После такого драматического опыта в самом начале карьеры Паре взял за правило применять самый мягкий и осторожный подход к лечению ран. Молодому человеку было суждено стать величайшим хирургом своего времени, и, невзирая на его пренебрежение к тому, что написано в медицинских книгах, он оставил последующим поколениям серию трудов, которые считались каноном хирургии на протяжении столетий. Его трактаты были переведены на многие языки мира. Они были весьма популярны среди читателей, и именно с их помощью большинство европейских хирургов постигали тонкости своей профессии. Врачам того периода они служили и стандартными справочниками, и учебными пособиями, и руководствами, и теоретическими трудами по хирургии. Как и его современник Андреас Везалий, Паре еще на эмбриональной стадии своего профессионального развития понял, что учения его предшественников содержат лишь некоторые непреложные истины, но подлинные принципы его ремесла все еще ждут новых открытий, экспериментальных доказательств и констатации в новых трактатах. Не имея академического образования и, следовательно, не зная латыни, Паре вел свои записи на французском языке. Когда высокие профессора Парижского университета критиковали его за то, что он не использует общепринятый для научных работ язык, он отвечал, что сам Гиппократ писал свои сочинения на родном языке.