качестве разменной монеты, предложив не создавать Варшавский договор, если вступление Германии в НАТО будет окончательно предотвращено. После формирования военно-политической организации советского блока в мае 1955 года предложение было изменено на предложение о взаимном и одновременном роспуске НАТО и Варшавского договора - предложение, которое в той или иной форме время от времени всплывало в советской пропаганде вплоть до 1991 года.

Однако западные державы отвергли советскую инициативу, поскольку были убеждены, что это всего лишь пропаганда, и поэтому даже не попытались проверить подлинные намерения Москвы. Подозрительность Запада подкреплялась тем, что после отклонения советского предложения о создании системы коллективной европейской безопасности руководители Советского Союза решили, что восточный блок также должен создать свой собственный военно-политический союз, подобный НАТО.

Весьма поучительна реакция венгерского руководства на ситуацию, вызванную созданием Варшавского договора, и на прогнозируемые последствия этого шага. Руководство Венгерской рабочей партии (ВРП) причудливо интерпретировало ситуацию, полагая, что она не только не укрепляет напрямую безопасность Венгрии, но даже может ее ослабить. Политический комитет ВРП обсудил проект договора о военном союзе, полученный из Москвы 5 мая 1955 г.⁴⁸ Члены Политбюро не стали вступать в настоящую дискуссию по поводу документа, и даже технические изменения, не имеющие большого значения, не были предложены, в отличие от Восточной Германии, Польши и Румынии.

Серьезная дискуссия возникла только по поводу толкования одного пункта проекта договора, в котором довольно туманно намекалось на будущее размещение объединенных вооруженных сил на территории отдельных стран. Министр обороны Иштван Бата предположил, что за выводом советских войск из Австрии может последовать вывод войск из Румынии и Венгрии. Он утверждал, что венгерских вооруженных сил недостаточно для обороны страны, поэтому необходимо обеспечить, чтобы в стране оставался хотя бы один корпус Советской Армии. Эрнё Герё заверил своих коллег, что им не стоит беспокоиться по поводу распространяемых на Западе новостей, согласно которым, вопреки положениям Парижского мирного договора, советские войска не покинут Венгрию. Он добавил: "Пусть они кричат до хрипоты; достаточное количество войск все равно должно остаться здесь". Ракоши также выразил оптимизм, объяснив, что советские войска из Австрии не будут выведены до конца года, поэтому "еще есть сотни вариантов, чтобы определить, что [войска] просить остаться здесь". Беспокойство венгерского руководства, очевидно, не имевшего достоверной информации о советских намерениях, оказалось преждевременным, поскольку Москва в тот момент не собиралась выводить свои войска из региона. Аналогичная дилемма возникла и в Румынии, но в совершенно ином ключе. Руководство Бухареста предложило вывести советские войска из страны в августе 1955 года, но Хрущев грубо отверг это предложение.

После того как лидеры восточно-центральноевропейских союзников одобрили проект договора, учредительная конференция новой военно-политической организации в середине мая 1955 года в Варшаве прошла без каких-либо существенных обсуждений. На ней были созданы Политический консультативный комитет (ПКК) и Верховное командование объединенных вооруженных сил, однако реальное формирование организации произошло только на первом заседании ПКК, состоявшемся в Праге 26-28 января 1956 года.

Политика Запада в отношении Восточно-Центральной Европы

Международные события эпохи между 1953 и 1956 годами действительно оказали большое влияние на то, что происходило в мировой политике в последующие десятилетия, но необходимо помнить, что основой сотрудничества сверхдержав, начавшегося в 1953 году и значительно усилившегося в 1955-56 годах, был европейский статус-кво, установленный по окончании Второй мировой войны, то есть молчаливое согласие с тем, что Советский Союз включил Восточно-Центральную Европу в свою империю.

Первоначальная реакция Запада на новую международную ситуацию, сложившуюся после смерти Сталина, была неоднозначной, а между позицией Соединенных Штатов и их западноевропейских союзников существовало четкое разделение. Новый американский президент-республиканец Дуайт Д. Эйзенхауэр, вступивший в должность в начале года, в апреле 1953 года объявил о "наступлении мира", однако содержание этого послания было не более чем политикой выжидания. В то же время позиция британского правительства отражала больше прагматизма и инициативы. Премьер-министр Уинстон Черчилль уже в мае 1953 года в своей речи в Палате общин выразил глубокое стремление Запада к сближению с новым советским руководством, предложив провести встречу на высшем уровне четырех лидеров великих держав, а также прямо указав на право Советского Союза на сохранение своей зоны безопасности в Восточной и Центральной Европе.⁵⁵ В этот период британские власти, как и французское правительство, продолжали прилагать серьезные усилия для ослабления напряженности между Востоком (имея в виду прежде всего Советский Союз) и Западом и достижения политической разрядки. Уже в июле 1954 года Черчилль предложил советским лидерам совершить официальный визит в Москву. Его преемник Энтони Иден на саммите в Женеве в июле 1955 года подготовил план безопасности для воссоединения Германии, который, по сути, означал бы закрепление существующего европейского статус-кво для остальной части континента путем признания взаимных интересов безопасности. Такая уступка, какой бы значительной она ни была в принципе, была немыслима для американцев в то время. Не говоря уже о том, что правительство Федеративной Республики Германия также наложило вето на эту идею, поэтому план Идена никогда не мог быть официально представлен в Женеве. Однако это предложение, безусловно, доказывает, что западноевропейские политики уже в середине 1950-х годов начали осознавать, что фактическое принятие статус-кво должно быть заменено его юридическим принятием, чтобы снять напряжение холодной войны и укрепить безопасность Европы. В эти годы не только возникло несколько идей и предложений по дальнейшему развитию отношений между Востоком и Западом, некоторые из которых впоследствии были реализованы на практике (например, предложение Эйзенхауэра об открытом небе), но даже корни самого важного результата политики разрядки - Хельсинкского соглашения 1975 года - уходят в период 1953-56 годов.

Политика первой администрации Эйзенхауэра (1953-56 гг.) в отношении стран Восточно-Центральной Европы, попавших в советскую сферу влияния после Второй мировой войны, отличалась своеобразной двойственностью. Эйзенхауэр и его будущий госсекретарь Джон Фостер Даллес сделали так называемое мирное освобождение плененных стран неотъемлемой частью своей предвыборной президентской платформы в 1952 году; они заявили, что политика администрации Трумэна по простому сдерживанию коммунизма не подобает Соединенным Штатам как лидеру свободного мира и что в конечном итоге только более наступательная позиция заставит Советский Союз отказаться от своих восточноевропейских владений. Эта новая риторика, демонстрирующая американскую уверенность в себе и обещающая более агрессивную политику по отношению к Советскому Союзу, безусловно, способствовала победе республиканцев. Тем не менее, самый большой парадокс этого довольно спорного тезиса заключался в том, что Эйзенхауэр и Даллес провозгласили эту политику в самом конце Первой холодной войны, когда эпоха открытого противостояния должна была смениться новой эрой вынужденного сотрудничества сверхдержав. "Мирное освобождение порабощенных народов", как это представлял себе Эйзенхауэр, в действительности означало не более чем моральное обязательство, с