Так что, если на Острове, говорят о том, что у них проблемы с атомитами — это что-то серьезное. Смертельно серьезное.

— А я о чём? Го… — лицо Радара неожиданно свело параличом. Он попытался вскочить с лежака. Не вышло. Всё тело от пяток до лица было деревянным. Кое как получалось разве что дышать и моргать. Даже повернуть голову не вышло, лишь с усилием, скосить глаза. Похоже, так же выморозило всю компанию — кого лёжа, кого, как его и Трота полусидя.

…Подняться. Говорить. Не выходит. Ничего не выходит. Что это?!..

Люк броневика был закрыт изнутри на специальный замок с фиксатором, препятствующем попыткам грубого выламывания — даже с чудовищной силой. Этот замок издал металлический скрежет и лязг, а потом явно, на слух (взгляд был в другую сторону) открылся. Люк откинулся наружу. Внутрь влез человек одетый в своеобразный футуристический бронекостюм. Голова была в шлеме с непроницаемым темным стеклом закрывающем лицо. Потом второй такой же.

Они подняли негнущегося Трота с лежака и разворачивая, как мебель в узком проходе, вытащили наружу. Потом Чура и остальных. Тела во всё тех же заморожено- деревянных позах по прислоняли к ограде стоянки.

Зрелище было дикое. Паралич немного ослаб и чуть повернув голову Радар увидел, как пятерка серых, в темных разводах «бронекостюмных» выравнивается в неровную линию перед подходящим шестым.

Тот неспешным и уверенным, хозяйским шагом подошел к парализованным рейдерам. Теперь его можно было рассмотреть получше. Впечатляющий был кадр.

Немного ниже среднего роста, плечистый. Одет в броню изрядно отличную от прочих. Явно более тяжелую, но при этом без шлема. Выступающий ребром нагрудник чутку походил на кирасу. Та же темно серая в разводах раскраска и полное отсутствие каких-то знаков отличия вроде петлиц или нарисованных символов.

Голова его… Простецкое «рязанское» лицо с носом «картошкой» загорелое до черноты. Короткая, почти под ноль стрижка. Масть- рыжеватый шатен. Синие глубокие глаза. И губы… Жесткие, темные — как кора на столетнем дубе. Вишенкой на торте, была хамская козлиная борода, перевитая в тройной сплетенный жгут.

Бывают бороды окладистые — купцов и богачей. Бывают церемониально роскошные, холеные — у жрецов и попов. Бывают стильные, щегольские, «скандинавские», мусульманские и прочие. Так вот эта — была именно хамской козлиной бородой, человека, который делает то что ему удобно. И всё.

Каждая деталь в отдельности задерживала взгляд. Все вместе — вызывали оторопь.

— Давно в нашем крае муров не видано, не слыхано, а тут муров дух прямо в дом пришел. Что б мур, да на командирском коне, на середь нашего села заехал — такого еще не было. Уж думаю, может сам Адмирал на огонек решил зайти, гостем? Он такие шутки любил, что б лихо, да с пользой.

«Кадр» быстро мотнул головой на своих людей.

— Сколько у него таких машин?

— Три. У него, Грея и Секонда. Но сам знаешь — мог и еще разжиться.

— Наглость, она конечно, второе имя Фортуны, детское прозвище. Только сегодня она повернулась к тебе не передом. Ох, не передом.

На всякий зело прехитрый афедрон сыщется жезл должно взостренный. Ты что ж думал, никто не полезет вовнутрь проверять, кто ж тут в теремочке живет? А ежели сыщется такой, так вы враз уйдёте галопом с пулемётом.

Так что разведаете всё через сенса, да расспросы и героями вернётесь. Может и из развед техники что применяли?

Смело. Могло и сработать. Адмирал такие штуки завсегда умел и ценил. Я уж действительно подумал, не сам ли? Нет, вижу не он.

Раз уж вам так не свезло, и я тут, то пришло значит ваше время. Давай, очищай душу перед жизнью вечной.

Идиотизм ситуации, её нереальность, театральная гоголевская шиза пропитывали как дурной сон. Этот надтреснутый тенорок, эта дикая внешность дядьки, всё это было бы до колик смешно…

Если бы не прущая через край суть этой личности. В человеке всегда есть такая неуловимая картинка, которая складывается из мелких деталей. Мелких черт, лица движений, того мистического нечто, что называется энергетикой.

Вот не был этот тип смешным. Даже сидя голой жопой на еже, с кучей говна на голове, не был бы. Как грозный повелитель, даже в виде памятника, на котором есть потек птичьего дерьма, всё едино воспринимается отдельно, от того дерьма. И даже образом, беспомощной тенью себя былого, пугает до корчей и истерики своих врагов — тем образом силы, что был при жизни.

А этот не был тенью.

Полное отсутствие нормальной обывательской рыхлости души и тела. Сила. Внутренняя уверенность. Печать злого знания.

Таким мог бы быть, хотя и много мягче, ментовский волчара протравленный несколькими десятилетиями разбора Истины в человеческой гнили. Таким мог бы быть профессиональный головорез — диверсант. Или ловец диверсантов. Или истинно верующий, не важно в Господа или коммунизм, способный без истерики (свойственной фанатизму) и излома, голыми руками, остановить танк …

В общем коротко — этакая смесь не сказочного Отца инквизитора, Дикого тигра и Реально верующего.

Вроде как человек, но по ощущениям и вызываемым чувствам, на человека похож меньше, чем едущий на тебя в лоб танк.

Потому — смешно не было. Был реальный липкий, пробирающий нутро ужас.

«Дядька» сделал короткое движение ладонью — паралич отпустил. Только голову, но похоже у каждого из «замороженных». Он стоял напротив Трота.

— Рассказывай мур. Ясно и внятно. Как звать? Какой был план? Кто послал? Быстро, иначе ускорю.

Радар проглотил и завелся, накручивая себя в осознанную злую истерику.

— Оставь его. Это мой человек. Не мур. Был, теперь на меня работает. Если среди рейдеров прозвучит что на твоем стабе обижают честных торговцев попадешь на бабки.

— Тон неправильный. Угрожать старшим — хамство. Хамство наказуемо. — Он небрежно щелкнул пальцем по кончику носа рейдера. Несмотря на кажущуюся несерьезность жеста, боль была такая, что из глаз ручьем потекли слезы. Вернулся паралич. С трудом парень скосил глаза — кровь не пошла, уже легче.

— Итак? Почему это чадо считает себя за голову? Как тебя звать? Что планировали?

Трот повел шеей, разминая.

— У тебя ментат то при себе? Станера вы не забыли явно. Рассказец выйдет сложный, а у меня как назло ни видеокамеры, ни протокола с подписямой. Что-то доказывать, когда песня льется тенором, дело специфическое. Заскучаешь. Опять же потеряешь время. Или ты любитель этого? Я вишь весь нараспашку и о тебе забочусь, значит.

— Станер, слово нехорошее. Я василиск, и я же ведьмак — чтец.

— Намекаешь, что помнишь времена, когда рейдеров звали веселыми хватами?

— Помню времена, когда