доносились голоса, потом Генри поиграл на виоле тягучую, заунывную мелодию. Она раскрывала его настроение, его тоску. Генри мало выражал чувства словами, их выражала музыка, часто быстрая и яркая, но подчас невероятно трепетная и трогательная. В такие минуты он безотрывно глядел на меня, и я знала, насколько дорога ему.

Скоро всё стихло. Генри долго не возвращался в спальню, и я решила выглянуть на лестницу, посмотреть, что они там делают.

Накинула шёлковый халат и выглянула за дверь. С галереи второго этажа открывался вид на гостиную. Генри и Рэндеваль сидели в креслах у камина. А широкий, как шкаф, паладин Грон Гройс занимал диван. Мама Генри леди Элизабет вместе с женой Грона и двумя уже взрослыми, но ещё незамужними дочерями ворковали за столом.

Тоненькие красавицы с белой нежной кожей и тёмно-каштановыми волосами вызывали во мне бешенство и жгучую ревность. Я знала, зачем Грон возит их к нам в гости из столицы!

— Генри, я, как твой наставник, прошу, чтобы ты, наконец, решился! От этого зависит наше будущее и будущее страны! — Грон выдохнул дым трубки и испытующе поднял бровь, поглядев на Генри. — Заведи любовницу!

Вот это наглость, Гройс! Да я под суд тебя отдам! За выступление против короны! Я принцесса, а ты подбиваешь моего мужа на измену!

Я разозлилась и чуть не выкрикнула это вслух, стоявшая в неглиже на лестнице, но слова Генри вовремя меня утихомирили.

— Нет-нет, — помотал головой муж, неспешно отпив вино из бокала.

— Даже, если король этого сейчас не поймёт, через двадцать лет скажет “спасибо”! — наклонился к нему Грон. Но как он ни старался говорить тихо, грозный голос сдерживать не удавалось. — Мы все любим принцессу, но если она не хочет детей, сделай их уже с другой леди! Пойми, сейчас нет ни одного ребёнка с даром. Малышу Самуэлю уже некого будет брать в ученики. Послушай, многие так живут, в этом нет ничего такого. Тем более, столько красавиц по тебе с ума сходит!

Сэр Гройс поглядел на дочек и улыбнулся.

— Ну да, совершенно ничего такого, — ухмыльнулся Рэндеваль, поджигая курительную трубку. — Только вот Беатрис ему яйца отрежет.

— Дядя, — фыркнул Генри. — Не в этом дело.

Генри поёрзал в кресле. Он был самым младшим из беседующих мужчин и к тому же хозяином дома, поэтому старался быть учтивым, даже если разговор ему не нравился.

Таков был Генри. Сдержанным и правильным.

Тепло растеклось по телу от мысли, как я люблю этого мужчину. Крепко, жадно, до дрожи внизу живота! Я не хочу его ни с кем делить!

— Между боевыми походами сидишь в Ревоше, в полной глуши, вместо того, чтобы светиться при дворе. Тебя все любят и ждут! Король приглашал тебя жить в столице: там маги, орден, там я, в конце концов, твой наставник!

— Суета не для меня, Грон, пойми. А на твоё настойчивое предложение я вот что скажу: я уважаю свою жену и не стану изменять ей.

Ох, Генри! Сердце сжалось от его слов, и горячие слёзы затуманили взор.

Всё поплыло, начало растворяться, запах яблок рассеялся. Я поморгала и увидела перед собой уже другую комнату, с другой мебелью и гобеленами на стенах с орнаментами… Вейгарда.

41 Очнулась

Разочарование вырвалось протяжным стоном. Наполнив грудь воздухом, ощутила знакомый аромат вербены и невольно улыбнулась.

Скрипнула дверь и раздались неторопливые шаги. Я повернула голову и увидела Генри, вышедшего из уборной с накинутым на голову полотенцем. Он тщательно вытирался, направляясь к постели, на которой я лежала.

Генри!

Сердце трепетно забилось, я подтянулась повыше и села.

Паладин повесил полотенце на спинку стоявшего рядом кресла и расширил глаза от удивления.

— Трис! Ты очнулась! — Он бросился ко мне, присел рядом, погладил по голове и поцеловал в лоб. — Я так волновался!

Волосы Генри были влажными, лицо выбрито. Я, наконец, увидела ямочку на упрямом подбородке, по которой успела соскучиться.

— Где мы, Генри?

— В доме, который я снял. В Вейгарде.

От движения в теле разлилась слабость, и я откинулась на подушку. Генри заботливо поправил одеяло.

— Есть хочешь? Я позову Бриджит.

— Бриджит? — я стрельнула взглядом так, что мужчина невольно вздрогнул.

После того, что привиделось во сне, я страшно боялась увидеть Генри с другой женщиной.

— Служанку, — уточнил паладин.

— Не надо, я совсем не голодна.

— Снова зря отказываешься. Ты столько дней лежала в горячке. Нужно поесть. Я позову.

— Постой, Генри, — схватила его за рукав халата.

Паладин сел обратно, уперев тяжёлые ладони в постель.

— Кто я тебе? — со страхом вглядываясь в его лицо, прошептала я.

— Ты… — паладин поднял бровь, осмотрев моё накрытое тонким покрывалом трепещущее тело. — Ты моя любовница.

— Любовница? — дыхание перехватило.

Сказать, что рассчитывала на большее, — ничего не сказать! Разочарование чёрной тучей накрыло небо над головой.

— Что с тобой, Трис? — посмурнел Генри.

— Что ты сделал с Рассом?!

— Ничего пока. Но могу не выдержать, я ведь не железный!

Паладин горячится, надо же! Значит, и его можно вывести из себя…

— Твой дружок приходит каждый день. Цветы вон принёс, — он кивнул на столик, где стоял букетик сухоцветов.

— Приходит, несмотря на то, что я лежу в твоём доме? — удивилась я.

Генри пожал плечами.

— Возможно, он думает, ты проживаешь в этой комнате одна.

— А я проживаю не одна?

— Нет, конечно.

Взгляд Генри воспламенел, заплясал жаркими искорками. Меня окатило тёплой волной маны, которая плескалась через край в хранилище паладина.

Мы поглядели друг на друга и оба ощутили магическую связь, будоражащую, волнующую, и крепкую, как якорная цепь. Я вспомнила его ласки, и мне трепетно захотелось ощутить их снова.

— Я за едой, — поднялся Генри. — Ты не вставай. К окну не подходи. Комната под щитом.

— Под щитом?

— Тебя пытались похитить, и попытаются снова. Тёмный Лорд ведёт на тебя охоту, Трис.