— Ты хотела сломать мне жизнь, ма? Ты этого хотела?

Взгляд ее зеленых глаз проникает мне в душу.

Кладу голову на подушку, продолжая смотреть на фотографию.

— Кем ты была на самом деле, мама? Мало того что ты лгала мне всю жизнь, так из-за тебя я еще потеряла Эндрю, близкого человека, который помогал мне исполнить мечту.

Слезы текут по вискам и попадают в уши.

— Я совсем одна. И я такая старая. — Давлюсь слезами, но продолжаю: — И ты была права. Я до боли хочу иметь ребенка. А теперь… теперь моя мечта кажется несбыточной, похожей на глупую шутку судьбы.

Приподнимаюсь на локте и провожу рукой по маминому лицу.

— А сейчас ты счастлива? Ты ведь никогда его не любила, правда? Что ж, ты сама выбирала свой путь. Все уже в прошлом. Теперь у меня никого нет. — Переворачиваю фотографию изображением вниз. Кажется, я хлопнула слишком сильно, и стекло определенно треснуло. Даже не удосужившись проверить, я поворачиваюсь на другой бок и уговариваю себя скорее заснуть.

К счастью, вскоре в комнату пробирается первый утренний свет, давая мне сигнал, что можно пробуждаться от тяжелого сна. Первым делам выуживаю из складок одеяла телефон и проверяю сообщения. Ненавижу себя за это, но все же надеюсь увидеть эсэмэску от Эндрю. Сонными глазами вглядываюсь в буквы, но это от Брэда, пришло в полночь по чикагскому времени. «Поздравляю с Днем благодарения».

Быстро набираю: «И тебя». Брэд сейчас в Сан-Франциско с Дженной. Внезапно понимаю, как невыносимо по нему скучаю. Будь он в городе, я обязательно пригласила бы его на ужин, излила бы ему душу и выслушала бы его переживания по поводу отношений с Дженной. Как и у нас с Эндрю, у них не все гладко.

«Мы похожи на два магнита, — объяснял он мне. — Порой прилепляемся друг к другу так, что невозможно оторвать, а потом изо всех сил отталкиваемся». Мы с Брэдом открыли бы вино и вместе бы готовили начинку с шалфеем. Потом громко смеялись бы, наелись бы до отвала и смотрели бы какой-нибудь фильм… в общем, все, чем мы собирались заниматься с Эндрю. Но, когда я представляла рядом с собой Брэда, все казалось просто и естественно, а не сложно и натянуто.

Беру телефон, чтобы отправить ему сообщение, и замечаю мамину фотографию на журнальном столике. Поднимаю и по глазам вижу, что она простила меня за вчерашние грубые слова. На глаза наворачиваются слезы. Я целую кончики пальцев и прикасаюсь к стеклу, оставляя отпечатки на ее щеке. Сейчас на ее лице явственно читается одобрение, призыв идти вперед, словно она к чему-то подталкивает меня.

Я опускаю глаза и смотрю на экран телефона. Палец сам собой ложится на кнопку вызова, но неожиданно я печатаю короткое сообщение и сразу отправляю. «Я соскучилась».

На часах только шесть утра. Предстоящий день видится мне похожим на бескрайние земли Сибири. Беру телефон и в следующую секунду швыряю его в сторону. С приглушенным звуком аппарат приземляется на персидский ковер. Плюхаюсь в кресло и хватаюсь за голову. Если я останусь дома и буду каждые тридцать секунд проверять, не пришло ли сообщение, я скоро сойду с ума. Беру пальто и шарф, влезаю в мамины резиновые боты и выхожу на улицу.

Оранжевые и розовые всполохи на востоке озаряют бронзово-серое небо. От порывов горького ветра перехватывает дыхание. Натягиваю на нос шарф и накидываю капюшон. Через Лейкшо-Драйв, приветствуя меня, доносится рев озера Мичиган. Сердитые волны разбиваются о берег, отступают и накатывают снова. Засунув руки глубоко в карманы, иду по асфальтированной дорожке вдоль озера. Излюбленное место туристов и спортсменов сегодня потеряло свою привлекательность и стало для меня тоскливым напоминанием о том, что все жители города проводят время с семьей.

Город просыпается, женщины сидят с подругами в кафе, завтракая кофе с бубликами, и обсуждают купленный лук и сельдерей для начинки. Я стою и разглядываю озеро. Неужели я так и буду всегда одна? В моем возрасте все уже замужем или, по крайней мере, живут лет двадцать с постоянными партнерами. С этой точки зрения меня можно отнести к объедкам.

Мимо пробегает мужчина с лабрадором. Отхожу в сторону, чтобы уступить им дорогу, и собака оглядывает меня с благодарностью. Несмотря на черную спортивную форму «Андер Армор», что-то в облике мужчины кажется мне знакомым. Неожиданно он оборачивается, и наши взгляды встречаются. Потоптавшись несколько секунд на месте, словно размышляя, не вернуться ли и заговорить, он улыбается, вскидывает руку в приветствии и, вероятно передумав, разворачивается и бежит дальше. Наконец меня озаряет — это же «человек „Бёрберри“», тот самый, с которым мы разговорились в вагоне и… около моего дома! Неужели?

— Эй! — кричу я вслед, но рев бушующего озера заглушает мой крик.

Я бросаюсь за ним. Последний раз мы встречались, когда я спешила на обед с Брэдом, надо сообщить ему, что теперь я одна. Необходимо обязательно его догнать! Но в моих резиновых ботах это невозможно, я уже сильно отстала от него. Внезапно я цепляюсь за что-то мыском и плюхаюсь. Остается только сидеть на тропинке и смотреть, как «человек „Бёрберри“» скрывается из вида.

Господи! Как же низко я пала. Мы с Эндрю расстались только вчера, а сегодня утром я уже бегаю — да, именно бегаю за мужчиной, имени которого не знаю. Что может быть унизительнее? Кажется, мама решила, что биологический возраст давит на меня недостаточно сильно, поэтому привязала ко мне еще бомбу замедленного действия, которая должна взорваться в следующем сентябре.

День можно официально считать начатым с того момента, когда я возвращаюсь в мамин дом типичным хмурым ноябрьским утром. Серые облака нависают над городом, прочно удерживая в заложниках солнце, крохотные снежинки кружатся в воздухе и мгновенно тают, приземляясь на шерстяную ткань моего пальто. Уверенное чувство нежелания оставаться в такой день одной охватывает меня, когда я ступаю на крыльцо. Я не хочу быть одна. Не хочу становиться такой же жалкой, как героиня фильма, готовящая в День благодарения ужин на одну персону.

Убираю посуду с обеденного стола, накрытого мной еще вчера, аккуратно складываю дорогие маме скатерть и салфетки. Она купила этот льняной комплект с ручной вышивкой в Ирландии три года назад, и мы пользовались им во время каждой семейной церемонии. Из глаз полились слезы. Разве могли мы тогда представить, что семейные традиции будут так быстро забыты.

Видимо, для того, чтобы окончательно измучить себя, начинаю думать об отношениях с Эндрю. Ну почему я такая невезучая? Начинаю рыдать с новой силой. Представляю, как Эндрю будет жить без меня, познакомится с новой женщиной без недостатков и будет с ней счастлив. Она окажется именно той, на которой он захочет жениться.

Слезы текут рекой, но все же я фарширую индейку и ставлю ее в духовку. Затем машинально нарезаю картофель для запеканки. Когда я достаю фрукты, слезы уже почти высохли.

Через три часа я извлекаю на свет самую великолепную индейку из всех, что готовила. Золотистая кожица сверкает, сок пузырится на поддоне. Вскоре готова и запеканка из сладкого картофеля, и я вдыхаю упоительный аромат с мускатным орехом и корицей. Достаю из холодильника клюквенный соус и фруктовый салат. Нарезав помидоры в овощной салат, я ставлю его рядом с пирогом. Упаковываю еду в корзину для пикника и найденные в подвале коробки, предварительно тщательно завернув каждое блюдо.