Был. Вот уже и мысли в голове звучат в тональности прошедшего времени. А иначе и быть не может, наверное. Или надо, как Генка давеча философствовал, докопаться до причин Татьяниного поступка и вытащить наружу некое абстрактное «понимание»? Наверное, оно даже в природе существует, а если не существует, так при желании этого «понимания» наворотить столько можно, что мало не покажется. А подоплека-то все равно одна и та же остается – мерзкое воровство. То есть кража, если по Уголовному кодексу. Тайное хищение чужого имущества.

Татьяна сидела за их столиком, внимательно изучала меню. А то она не знает, что в этой бумаге написано, ага. Можно подумать, впервые видит. А выглядит, между прочим, плохо. Какая-то припыленная вся.

– Добрый день… – сухо поздоровалась Ольга, как с чужой. Но ведь она и в самом деле теперь чужая, не своя же!

– Ой… Ты пришла уже? – подняла голову Татьяна. – Как это я тебя проглядела, Оль? Привет… Очень хорошо выглядишь…

– Спасибо. Слушай, Тань. Давай мы с тобой так поступим… обедать я не буду, я не голодна. А ты обедай, если хочешь. Я просто посижу, послушаю, что ты хотела мне сказать. Ведь ты хочешь от меня чего-то, правда?

– Да ничего я от тебя не хочу.

– Так уж и?..

– Нет, ну хочу, конечно. Просто поговорить хочу. И все. Как бы в последний раз… Марк ведь меня уволил, причем заочно, трудовую книжку с курьером на дом прислал…

– Да. Он очень деликатно с тобой поступил, Тань. У меня были другие предложения.

– Да знаю, знаю я твои предложения! Я же звонила Марку, он мне все рассказал!

– Ты ему звонила?

– Ну да… Надо же было его поблагодарить за благородство. Но я не об этом сейчас хочу поговорить… Вот скажи мне, Оль! Ну почему ты такая, а? Я что, из твоего кармана деньги брала?

– Я просто хорошо выполняю свои служебные обязанности, Тань. Я за это зарплату получаю. Я честный человек, только и всего.

– Я, я… Я… Я – самая любимая буква в алфавите… А на других тебе наплевать. Знаешь, ты не в свое время живешь, Ольга. Тебе надо было раньше на сто лет родиться, работала бы где-нибудь в аппарате Ежова или Берии… И твердила бы на каждом углу, как попугай: вор должен сидеть в тюрьме, вор должен сидеть в тюрьме!

– Тань, мне уйти? Я не собираюсь этого слушать, противно потому что. Тем более, я действительно считаю, что вор должен сидеть в тюрьме.

– Ну да, ну да… А если этот вор, к примеру, несчастная одинокая баба? А если эта баба влюбилась так, что… голову потеряла, ориентацию в пространстве и времени потеряла, власть над собой потеряла? И чужие деньги эта баба взяла вовсе не для себя, а для любимого, чтобы ему помочь? Если она панически боится, что он ее бросит? И тем более, если она сама себя за это презирает, но ничего, ничего сделать с собой не может?! Ее что за это, убить надо, да?

– Тань… Чего ты от меня-то хочешь? Чтобы я тебя поняла или пожалела?

– А есть разница, Оль?

– Не знаю… Говорят, есть. Нет, пожалеть я могу, наверное… А вот понять… Плохо у меня с пониманием, Тань. Может, потому, что я власть над собой никогда не теряю. Ни при каких обстоятельствах.

– Да, ты сильная, я знаю. Я даже в каком-то смысле завидую тебе. А я, видишь, слабой на поверку оказалась. Половой тряпкой. Нет, я правда сама себя за это презираю. Еще как презираю. Но знаешь, что я тебе скажу, дорогая моя? Вот если бы с тобой такое случилось… Да не смотри на меня так, всякое в жизни бывает! С любым человеком бывает! Так вот, если бы с тобой такое… Я бы никогда тебя Марку не сдала. Ни за что. Молчала бы до конца, как Зоя Космодемьянская. И наплевать бы мне было на собственную честность, уж не умерла бы как-нибудь.

– Со мной такое не может произойти, Тань. Априори. Уж извини.

– И очень жаль, что не может… По крайней мере, других бы научилась понимать и жалеть. Бабе сила не нужна, Оль. Бабе слабость нужна. А ты со своей силой никогда счастлива не будешь. Если, конечно, не пробьешь ее чем-нибудь человеческим. Так что, выходит, мы обе несчастные бабы, Оль. Ты – от своей силы, а я – от своей слабости. Как ни крути, а результат один получается…

– Ты именно это мне хотела сказать, да, Тань?

– Да. Именно это.

– И все?

– И все.

– Что ж… Считай, я тебя услышала. Спасибо за откровенность. Пойду я, пожалуй… Прощай, Тань. Будь здорова и счастлива.

– Ага. И тебе не хворать…

Весь остаток дня она думала о Татьяне, вспоминала их разговор. И когда домой ехала в машине, и когда рассеянно прогуливалась в супермаркете меж полками с продуктами. Отчего-то ужасно неуютно на душе было, будто сделала что-то не так, сказала что-то не то… Да, Татьянин поступок ей непонятен и неприятен. И без того ясно, что покупать себе молодую любовь – последнее дело для женщины. Еще и на ворованные деньги покупать, как выяснилось. Но может, стоило Татьяну пожалеть? Может, попробовать хотя бы? Так, надо сосредоточиться, направить мысли в нужную сторону… И что надо себе твердить в мыслях? Бедная, мол, бедная Татьяна? До такой степени влюбилась, что сознание потеряла? И так, не приходя в сознание, случайно протянула руку к чужим деньгам? Фу, ерунда какая-то получается. Даже звучит глупо, если вслух произнести. Очень пошло звучит. И вообще, как это – жалеть? По голове ее гладить, что ли? В глаза заглядывать, брови жалостным домиком устраивать? Нет, непонятно…

Наверное, это плохо, что ей непонятно. Всем понятно, а ей – нет. И Татьяна права, это с ней что-то ужасное происходит. Может, ее собственная непримиримость к презренной чужой слабости ее же и пожирает благополучно? Хорошо, хоть Иван сегодня звонками не достает…

Да, не достает. Это действительно так, надо признать с удивлением. И нечего лишний раз в телефон заглядывать. Нет там непринятых вызовов, ни одного нет… Значит, Иван оставил ее в покое. Можно собою гордиться сколько угодно – нет вызовов! Она, стало быть, победила. А впереди у нее, у победительницы, одинокий ужин в одинокой съемной квартире…

Но одинокого ужина не получилось – в гости нагрянула бывшая подруга Томочка. Стояла в дверях, держа на весу перевязанную бечевкой пластиковую коробку с тортом:

– Это я, Оль… Вот, решила без звонка. Не прогонишь, надеюсь?

– Заходи… – вежливо улыбнувшись, отступила на шаг в прихожую Ольга.

– Спасибо. На радостный поцелуй в щечку я, в общем, и не претендую. Я поговорить пришла, Олечка. Мы ведь можем просто поговорить? Раньше у нас это очень хорошо получалось… Тем более, я перед тобой уж точно ни в чем не провинилась.

– Да, Тома. Заходи. И давай без предисловий. Пойдем на кухню, у меня как раз ужин готов.

– А что у тебя на ужин?

– Семга и салат.

– Отлично. А я, Оль, еще вот чего…

Томочка засуетилась, запыхтела, неловко улыбаясь. Дернула молнию объемистой сумки, извлекла на свет бутылку «Киндзмараули», осторожно выставила на кухонный стол.