– Да какая разница, верю или нет? Принимать его я все равно не собираюсь.

– Из-за того, что считаешь меня убийцей?

– Из-за того, что люблю Сашу.

– И мне ты не дашь даже шанса?

– Шанса не дам. Но и милиции не выдам.

Больше Артем меня на танцы не приглашал. Более того, минут через двадцать он по-английски незаметно удалился из ресторана.

– Зря ты от меня скрываешься, Кролик, – прозвучало на том конце провода. – Кто-то должен ответить за все эти убийства. Или ты, или он.

Он повесил трубку. Подошел к письменному столу, выдвинул ящик, взял лежащую внутри скрепку и ткнул в небольшую дырочку в глубине ящика. Щелкнула пружинка, открылась небольшая дверца в глубине стола. Он просунул туда пальцы, достал пакетик с порошком. Долго стоял, глядя на пакетик. Он сам видел – это не больно, не страшно… Человек просто засыпает. Навсегда. Больше не будет анонимных писем, угроз разоблачения… Не будет страшных снов, от которых не помогали ни снотворное, ни транквилизаторы.

Он прошел на кухню, не выпуская из рук пакетик. Прямо из-под крана налил в кружку воды, высыпал туда же белый порошок, немного подумал и добавил две ложки сахара. Пусть смерть будет сладкой, усмехнулся он. Странно, он еще может шутить? Он еще жив? На мгновение ему стало страшно. Он уходит, а убийства будут продолжаться. Кроме того, пострадает невиновный. Может, надо сдаться милиции? Они найдут настоящего преступника. Но он тоже сядет – за одну-единственную глупость, совершенную в далекой юности. Нет, он не пойдет в милицию, не годится он в герои. Впрочем, невиновного он постарается спасти.

Он вернулся в комнату, вновь открыл потайной ящик, достал оттуда золотой медальончик, оба письма, аккуратно разложил их на столе. Затем достал из папки лист белой бумаги и размашисто написал подвернувшимся под руку карандашом:

«Прости, мама, простите все, жить больше не могу. Двенадцать лет назад я убил Зою. Недавно я убил Елену. Людмилу и Степана я не убивал. – Подумал немного и подписался: – Кролик».

Затем он медленно пошел на кухню. Посмотрел на стоящую на столе чашку со смертоносной жидкостью. Что его ждет на том свете? Покой – или новые мучения, теперь уже вечные? Стоит ли торопиться в ад? Перед его глазами снова встало застывшее лицо Ляли с остановившимся взглядом. Он попытался вспомнить лицо Зои, но оно расплывалось в памяти. Ничего, скоро они все встретятся. Он глубоко вздохнул и, стараясь больше не думать ни о чем, залпом выпил содержимое кружки.

* * *

На этот раз меня на допрос не вызывали, жуткие новости я узнала от Саши. Он заехал за мной мрачнее тучи, и не успела я сесть в машину, сообщил: Артем арестован, Алекс отравлен.

– То есть как – тем же ядом?

– Да. Но есть мнение, что он сделал это сам. Найдена предсмертная записка.

– И что он написал?

– Мне не дали прочитать записку, только кратко сказали: он признается в убийстве Елены Андреевой. Зато показали два анонимных письма и спросили: кто, по моему мнению, мог их написать?

– Но хоть эти тексты ты помнишь?

Саша немного подумал, вспоминая.

– Ну… первое вроде звучало так: «Ты должен подсыпать Ляле снотворное и забрать у нее с полки шкатулку и статуэтку хрустальной балерины». Видимо, снотворное положили в тот же конверт, что и письмо. Следователь предполагает, что вместо снотворного в конверте был яд. Второе письмо в том же духе: «Статуэтка в другом месте, ты должен подсыпать порошок Людмиле и забрать фигурку». А еще в квартире Людмилы он должен был оставить медальон. Не знаю, о каком медальоне шла речь.

– А о какой статуэтке?

– Понятия не имею. Вроде это была его статуэтка, но теперь она у постороннего человека, и он должен ее вернуть. И еще говорилось про какую-то Зою.

– А что думает следователь?

– Он со мной мыслями не делился. Скорее пытался узнать, что об этом думаю я.

– Так Алекс убил Людмилу? Из-за статуэтки? А Степана за что?

– Так вот это и есть самое странное. В предсмертной записке он пишет, что Люду и Степана не убивал. Вероятно, это сделал автор анонимок.

– Получается, что статуэтка была так важна для анонима, что из-за нее он столько людей перебил! Надо узнать, из-за какой статуэтки весь сыр-бор. Кто это может знать, кроме погибшего Алекса, ну и самого анонима, разумеется?

Саша задумался.

– Это должен знать Артем. Они с Алексом – друзья детства.

– Так Артем же арестован!

– Ну тогда, может, Катя? Они, правда, недолго встречались, но все же… Кстати, мне уже звонила и она, и Настя. Их тоже вызывали на допрос.

– Ну так давай, звони им, соберемся вместе и устроим мозговой штурм.

Через час мы вчетвером сидели в кафе на 26-м этаже гостиницы «Овал». Из окна открывался великолепный вид на город. И даже не верилось, что в таком красивом месте может происходить что-то отвратительное. Катя пришла в умопомрачительном наряде: коротенькая красная плиссированная юбка в стиле группы «Тату», полупрозрачный розовый шелковый топик. Лифчика на красотке, разумеется, не было. Настя появилась в строгом брючном костюме из какой-то тонкой синтетики. Она по-прежнему казалась собранной и деловой. Веки у нее слегка припухли и покраснели, косметика на лице отсутствовала вовсе, но в целом она не производила впечатления убитой горем вдовы. Вряд ли она так уж любила Степана, мелькнуло у меня в голове. Скорее относилась к нему как к боевому товарищу.

– Ребята, что же все-таки происходит? – серьезно спросила Настя. – Ладно, у этих чокнутых парней были свои счеты с девицами, но мой Степан-то тут при чем?

– Лучше скажи, тебе показывали анонимки? – несколько невежливо перебила я. Надо же, какой милый вопрос: при чем тут Степан? А на кой черт они разразились этими статьями в прессе? Думали, убийца им орден выдаст?

– Показывали.

– Ты обратила внимание, что все преступления затевались вроде бы ради какой-то фигурки балерины? Не знаешь, что это могла быть за фигурка?

– Понятия не имею.

– А я слышала про балерину еще до писем, – подала голос Катя. – В последний раз, когда мы виделись с Алексом, в прошлое воскресенье. Мы проходили мимо антикварного магазина, ну, такого маленького. И вдруг он вскрикнул и кинулся к витрине. Я удивилась – он такой спокойный обычно. Невозмутимый. Подошла следом, а он весь дрожит и смотрит на витрину с безумным видом. Я его спросила, что случилось. А он смотрит сквозь меня остановившимся взглядом и шепчет: «Та самая балерина, это она!»

– Так в витрине стояла стеклянная балерина?

– Ничего подобного! Там были фигурки тацовщиц из цветного стекла, это верно. Но ни одной балерины. Впрочем, Алекс через пару минут успокоился, потер глаза и вроде бы засмущался. Правда. Напоследок спросил меня, вижу ли я среди танцовщиц балерину. Я честно ответила, что нет. Он как-то усмехнулся непонятно, сказал, что голова разболелась, и проводил меня до дома. Я во вторник ждала звонка, но он так и не позвонил. А вот сегодня мне следователь от него передал… последний привет.