— Горе нам!

— Хватайте его! Держите!

Грохот выстрелов прокатился громом под сводами храма. В нефах и за скамьями засверкали вспышки пистолетов и самопалов. Пули засвистели вокруг чёрного всадника. Крики и стоны взметнулись под потолок, топот ног смешался с лязгом оружия. От главного нефа уже бежали гайдуки с саблями, челядь с копьями и алебардами. Со стороны часовен загрохотали подкованные сапоги благородных панов-братьев, засверкали обнажённые сабли и палаши. Все, кто мог, бежали к алтарю.

— Окружай его! Взять чёрта! Не щади!

Подбежавший гайдук каштеляна ударил коня протазаном в живот. Вороной взвился на дыбы, развернулся на месте, уходя от атаки. А потом прыгнул вперёд, сбивая противника. Чёрная сабля со свистом опустилась, разрубая первую голову. Конь заржал, а потом бросился в водоворот схватки. Всадник развернул его влево. Молниеносно перевернул клинок лезвием вниз, отбил удар, нацеленный в бок коня, а потом хлестнул противника по шее. Шляхтич в жёлтом жупане захрипел, рухнул на пол прямо под копыта, а конь растоптал его и прыгнул дальше, расшвыривая тех, кто стоял ближе всего.

Чёрный всадник пригнулся к седлу. Он наносил удары со скоростью молнии, с силой грома сея смерть и разрушение. Враги теснились со всех сторон, пытаясь окружить его, прижать к стене, достать остриями рогатин. Но он не подпускал к себе никого. Неуязвимый в доспехах, он нёсся как вихрь по каменным плитам. Молодой служка схватил его за левый наплечник, повис на нём, пытаясь стащить с седла. Но всадник молниеносно ударил саблей из-под мышки и вонзил остриё прямо в сердце.

Другой слуга вскинул аркебузу для выстрела. Чёрный настиг его прежде, чем тот успел опустить курок на полку, и одним быстрым ударом лишил жизни. Падающее ружьё выстрелило в воздух, пуля ушла во мрак, попала в крыло ангела, отколола его и сбросила на пол.

Шляхта, гайдуки и простолюдины разбежались в панике. Чёрный всадник развернулся кругом, в боевом исступлении ища противников. И нашёл! Со стороны часовни на него шёл священник с крестом и кропилом в руке.

— Дух нечистый, дьявол во плоти! Сгинь, пропади!

Священник плеснул во всадника святой водой. В тот же миг вороной конь взвился на дыбы, ударил священника копытами, и тот упал навзничь, ударился головой об узорчатый пилястр, осел на землю. Кровь брызнула на мрамор, на эпитафии и траурные хоругви.

Конь отпрянул, ржа и хрипя. Налетел крупом на гроб, столкнул его с катафалка, сбил свечи, опрокинул их с треском. Лёгкие драпировки и тяжёлый бархат тут же занялись огнём. Пламя взметнулось высоко вверх. Поднялось до самого потолка, загудело...

Всадник направил коня к скамьям. Видно, у него была какая-то тайная цель. В костёле воцарился хаос. Все кричали, бежали или хватались за оружие. Драпировки и обивка разгорались всё ярче.

Чёрный всадник врезался в толпу, с грохотом опрокидывая скамьи. Старый шляхтич направил оружие ему прямо в грудь. Но хоть кремень и высек искру... пистолет не выстрелил! Всадник рубанул саблей, а старик отшатнулся, с криком рухнул в зияющий провал катакомб и покатился по ступеням в глубину склепа.

Огромный скакун прыгнул вперёд, а потом заржал, сдерживаемый твёрдой рукой.

Он остановился перед стройной фигурой в чёрном.

Женщина подняла взгляд. В её глазах сначала был гнев, потом страх, а под конец — ужас. Позади, у алтаря, взметнулось адское пламя. Взвилось высоко, пробралось через окна и жадно охватило крышу апсиды костёла. Огонь распространялся быстро, вздымаясь вверх столбами.

— Пожар! Горим! — раздались крики. Все, кто мог, бросились наутёк. В панике выломали боковые двери. Толпа хлынула к выходу, топча и давя упавших.

Женщина вскрикнула от страха. Обернулась, побежала. Чёрный всадник настиг её в два прыжка. Наклонился в седле, отпустил саблю, повисшую на темляке, схватил беглянку за талию и поднял с земли. Перекинув её через переднюю луку седла, помчался галопом к выходу.

Он был уже близко к дверям, может быть, в шаге от выхода. Позади оставались сумятица и зарево пожара. Впереди — путь к свободе.

Всадник перемахнул через открытые двери и вылетел наружу. Резко осадил коня, так что тот встал на дыбы, заржав. У ворот церковной ограды, преграждая путь, застыл белоснежный жеребец. В гусарском седле восседал шляхтич в высокой шапке и делии, небрежно наброшенной поверх сверкающей кольчуги.

2. Под виселицей

Они брели сквозь мрак, не видя лиц друг друга. Ночь стояла тёплая, душная и непроглядная. С лугов и топей поднимался густой туман, стекал по склонам холмов, сгущался в буреломах и оврагах.

Властным движением он притянул к себе девку. Рванул застёжки, разорвал жупан, грубо расстегнул корсет и схватил голую грудь Настки. Та взвизгнула и отпрянула, вырвавшись из его хватки. Разъярённый, он подкрутил длинный ус и схватил её за плечо.

— А ну, иди сюда, дура, — прорычал он. — Золотом одарю!

— Не спешите так, ясный пан, — прошептала она. — Дам, как только в лес войдём.

— Чего страшишься?!

— Жутко здесь. — Она огляделась по сторонам. — Туман наползает...

Он оглянулся. Повозки Рокицкого с лучшим передвижным борделем во всей Перемышльской земле остались далеко позади. Нетерпеливо подтолкнул девку к маячившим в тумане деревьям. Чёрт побери, что это значит! Эта простая потаскуха, что отдаётся за горсть шелягов, смеет перечить ему — пану Лигензе, сыну старого каштеляна и старосте любачевскому!

Он схватил её за шею, притянул к себе, впился в приоткрытые губы, а потом принялся грубо срывать жупан. Она недолго сопротивлялась, но вскоре сдалась. Он скинул с плеч делию и бросил на землю, уложил на неё Настку, отстегнул саблю и начал остервенело срывать с девки остатки одежды. Она тяжело дышала, но вдруг окаменела в его руках.

— Там! Там в тумане, — прошептала она и отпрянула.

— Какого дьявола?!

Он вскочил на ноги. Показалось, будто где-то в белёсой мгле заржал конь. Лигенза огляделся. Туман окутывал их точно плотный саван, глушил звуки, перехватывал дыхание. Померещилось. Он уже хотел снова припасть к Настке, когда услышал стук копыт.

Конь мчался сквозь туман. Глухой топот то приближался, то удалялся. Староста вскипел от ярости.

— Ясек, собачий сын, отзовись!

Тишина.

— Ясек! Негодяй! Я ж слышу, что это ты!

Грохот копыт нарастал, Лигенза различил глубокое, мощное дыхание коня, но в тумане и темноте ничего не было видно. Шляхтич уловил затихающий стук... Конь удалялся.

— Ясек, чтоб