— Пётр Николаевич, Вы желаете, чтобы я занялась благотворительностью?

— Нет. То, что Вы будете делать, не относится к благотворительности, хотя по форме слегка похоже. Взгляните на это заведение отстраненным взглядом: вот ворота и забор, а за ними здоровенные охранники. Скажите, Ирина Георгиевна, в свои детские годы Вы смогли бы преодолеть этот забор?

Ирина Георгиевна внимательно осмотрела забор.

— Нет, не смогла бы.

— Теперь взгляните на окна.

— Я, кажется, начинаю понимать, что Вы имеете в виду. Окна первого этажа закрыты решётками. Решётки красивые, но сквозь них тоже не пролезешь. А окна второго этажа слишком высоко. Тот, кто прыгнет с такой высоты, скорее всего сильно расшибётся.

К автомобилю подбежал высокий, дородный, представительный господин в прекрасно сшитом сюртуке. Нависая над окном господин заговорил убедительно и горячо:

— Ваши императорские величества! Как же так, мы вас совсем не ждали, мы не готовились! Мы решительно неспособны принять вас сегодня!

— Сделайте шаг назад и представьтесь, уважаемый. Мы вас и оттуда услышим.

Представительный господин слегка обмяк и сделал шажок назад.

— Управляющий делами Санкт-Петербургского Воспитательного дома Лещинский Станислав Леопольдович. — проговорил он сильно увядшим голосом.

— Прекрасно, господин Лещинский. Сейчас вы пойдёте в свой кабинет и представите этому офицеру — я кивнул на старшего охранника, вышедшего их машины — всю документацию, находящуюся в вашем заведовании.

Представительный господин обмяк ещё сильнее. Подволакивая обе ноги, в сопровождении офицера, он пошел куда-то вглубь двора.

— Любезный! — окликнул я сторожа у ворот.

— Тутошний сторож Пахом Ветров! — доложился тот подбежав.

— Ты тут все службы знаешь, Пахом?

— Так точно Ваше амператорское величие!

— Вот и отведи нас с государыней-императрицей в столовую и на кухню.

Мы пересекли ухоженный двор, завернули за угол, и вошли в боковой вход одного из флигелей. То, что мы зашли на кухню, стало понятно сразу, причём понятно очень нехорошо: в нос ударил запах подгнивших овощей и тухлого мяса.

— Что это? — слабо воскликнула Ирина Георгиевна.

— Это то, чем кормят воспитанников. Сейчас мы спросим о причине этих запахов главного повара. А вот и он!

Навстречу нам, почти бегом, выскочил тощий мужчина в некогда белой куртке и колпаке. От некачественной стирки куртка и колпак стали сероватого цвета, хотя было видно, что мужчина пытается содержать свою униформу в относительном порядке.

— Ваши императорские величества! Я старший повар Воспитательного дома Афанасий Беглов.

— Скажите, Афанасий, почему на вашей кухне так неприятно пахнет?

— Неприятно. Конечно, неприятно, Ваши императорские величества! Что нам поставляют, тем и пахнет, Ваше императорское величество! Гнильё нам поставляют, а детки от этого ества слабеют, а то и умирают. Но повара в том невиновны, государь-император! Святой истинный крест, государыня-императрица, не виноваты! Я много раз говорил его превосходительству господину Лещинскому, что съестные припасы нам привозят завсегда дурного свойства, но оне кажен раз велели мне заткнуться и кормить тем, что дают.

Я повернулся к Ирине Георгиевне и поразился: лицо её побелело от гнева, губы сжаты.

— Возьмите, Афанасий эти деньги. — сказал я, отдавая повару всё содержимое собственного кошелька — Скорее ступайте на рынок и купите доброкачественного съестного на нынешнюю трапезу, а помои, что вам пришлось варить, пусть выбросят. А склад велите очистить и отмыть с мылом и щёлоком, так, чтобы и духа от гнили там не осталось. Доброкачественный съестной припас на будущее вам доставят, я распоряжусь.

Мы вышли на улицу и остановились отдышаться.

— Я бывала в этом заведении несколько раз, но такого ужаса не наблюдала. — глухим голосом проговорила Ирина Георгиевна.

— Ваше императорское величество приезжали сюда в заранее согласованное время, когда к приезду всё приготовлено. Да и заходили Вы с парадного входа, а не с чёрного.

— Я понимаю, Пётр Николаевич.

— А теперь пойдём ещё в одно не самое приятное место. Пахом!

— Я здесь, Ваше амператорское величие!

— Отведите нас в карцер.

— Прошу прощения, государь-амператор, а чево ето?

— Где тут содержат провинившихся?

— Ага, понял я, понял, Ваше амператорское величие.

И сторож повёл нас в обход очередного флигеля к двери, обитой железными полосами. В подвале, куда мы спустились, было темно, воняло сырой плесенью и нечистотами. Свет проникал только через маленькие окошки высоко под потолком. Перед нами был длинный коридор, по сторонам которого имелись крепкие двери со смотровыми окошками. По коридору навстречу нам спешили звереватого вида мужик и мужиковатая баба, оба в униформе Воспитательного дома.

— Хто такие, хто дозволил? — издалека закричал мужик — Посторонним, в исправительные палаты, входить категорически немочно!

— А ну-ка представься! Не видишь, кто перед тобой? — грозно прикрикнул на мужика офицер выходя вперёд.

— А. Это. Остап Непейня я, надзиратель исправительных палат. Виноват, Ваше императорское величество, не признал в темноте.