Бумер шагнул вперед и потянул ее за собой.

– Упс, – разулыбалась она. – Похоже, у него есть собственное… Эй, парень, ты куда?

Когда Бумер зашел участникам конкурса сзади, главный судья стал ловить ртом воздух, а Дженнифер с трудом подавила неловкий смешок. Это было ритуальным приветствием, собачьей версией обмена визитками, но в данных обстоятельствах она выглядела несколько неуместно. Когда Бумер приблизился к первой собаке со стороны зада, публика поняла, что происходит, и хихиканье сменилось взрывами смеха. Дарлин также сообразила, что к чему, и всем своим видом изображала смущение, хотя из громкоговорителей раздавалось ее веселое фырканье.

Бумер тем временем «инспектировал» собак со всей серьезностью. Тщательно обнюхав каждую из них, он вывел Дарлин вперед и уселся перед победителем. Трибуны одобрительно заулюлюкали, и вспышки засверкали так, словно на дворе было Четвертое июля. Главный судья просиял, а Дженнифер отвернулась и рухнула на свой стул, от всей души желая превратиться в невидимку.

«Обрати внимание на светлую сторону происходящего, – сказала она себе. – По крайней мере, меня здесь никто не знает».

Тем вечером они отыскали мексиканский ресторан с патио, где Бумер мог дремать у их ног, пока они ужинали. Дженнифер потягивала «Маргариту», слушая, как Натан рассказывает о дог-шоу со своей точки зрения, и то, что казалось ей прежде небольшой катастрофой, оборачивалось почти что заранее обдуманной комедией. Она была благодарна ему за возможность посмотреть на ситуацию иначе, тем более что Бумер был очень и очень доволен своим выступлением в роли судьи. К тому времени, как им принесли заказанную еду, ее боль от того, что она воспринимала как унижение, значительно притупилась.

– Он прирожденный актер, – сказал Натан. – Ты видела, как он обменивался рукопожатиями с участниками конкурса? Если бы Дарлин хватило ума, она пригласила бы его судить конкурс, который состоится в следующем году.

– Только вот Бумера в следующем году не будет.

Его лицо помрачнело:

– Прости. Я не имел в виду…

– Да нет, все в порядке. Когда Бумеру выпадает счастливый день, подобный нынешнему, трудно поверить, что он действительно тяжело болен.

– А тебе никогда не приходило в голову, что ветеринар ошибся? Мне Бумер кажется вполне здоровым псом.

Она помотала головой, чувствуя, как к глазам подступают горячие слезы.

– Я поняла, что с ним что-то не так, еще до кого, как доктор Сэмюэль сделал ему анализы. Когда мы приходили на собачью площадку, Бумеру не хотелось бегать и играть с другими собаками, но я не придавала этому значения. Уходя на работу, я оставляла его в специальном собачьем центре, и, кроме того, он был вполне доволен тем, что сидит дома по вечерам. Я считала: это потому, что он утомился, набегавшись за день с собаками. Если все хорошенько припомнить, то его болезнь была очевидной и до визита к врачу, просто я не хотела ничего замечать.

Дженнифер достала салфетку и промокнула глаза. Было трудно признаваться в своем эгоизме даже самой себе. А вопросы Натана расстраивали ее еще больше. Он должен считать ее совершенно ужасной особой, пренебрегавшей Бумером из-за работы и позволявшей ему тихо угасать, пока она изображала из себя суперженщину в «Комптон/Селлвуд». Если бы у нее была возможность начать все сначала, она бы дорожила каждой секундой, проведенной с Бумером, а теперь уже слишком поздно. Дженнифер отложила салфетку и взяла вилку.

– Я, должно быть, выгляжу в твоих глазах настоящим чудовищем.

– Вовсе нет, – возразил он. – Никто не видит того, чего не хочет видеть.

– Наверное, ты прав, – ответила она, подцепив лист салата. – А у меня это, должно быть, вошло в привычку.

Натан задумчиво жевал:

– Так было и с Виком Оттом?

Дженнифер пожала плечами, не отрывая глаз от еды:

– Кто-то почитывает Википедию. – сказала она.

– Не все ушли от мира сего.

Дженнифер положила вилку и посмотрела на Натана, ее взгляд был искренним.

– Ладно, мистер Газетный репортер, и что вы хотите знать? Любила ли я его? Да. Бил ли он меня? Несколько раз. Считала ли я, что сама виновата? Конечно. Все так делают. Но это не имеет никакого отношения к моим чувствам по поводу скорой потери Бумера.

– Правда? Это очень похоже на то, что ты говорила прежде. Ты не хотела думать о том, что потеряешь собаку, и потому не обращала внимания на возникшую проблему, а теперь, когда свидетельств болезни Бумера более чем достаточно, винишь себя в том, что ничего не сделала для него раньше.

Она прищурила глаза:

– Да ты просто заноза в заднице, тебе известно об этом?

– Да, правда глаза колет, крошка.

Внезапно желание расплакаться стало нестерпимым, и Дженнифер всхлипнула.

– Эй, послушай, опять я виноват. – Натан нервно взглянул на соседние столики. – Я не хотел. Не плачь.

– Нет-нет, все в порядке, – продолжала всхлипывать Дженнифер, беря новую салфетку. – Думаю, прежде я просто не могла сложить один и один. Ты прав; каждый раз, когда у меня появляется проблема, я веду себя одинаково. Притворяюсь, будто все хорошо, до тех пор, пока не становится так плохо, что я не могу больше этого выносить, и тогда взрываюсь, убегаю и ругаю себя на чем свет стоит за то, что вляпалась в ту или иную историю. Я осталась такой же безмозглой дурехой, какой была, когда Вик уговорил меня бросить школу.

– Думаю, ты слишком уж строга к себе. Я прочитал статью в Википедии до конца и считаю, не может быть и речи о том, что ты добилась бы всего, чего добилась, если бы спасалась бегством каждый раз, когда у твоих клиентов возникали проблемы.

Дженнифер хмыкнула и высморкалась.

– В том-то все и дело. Я могу решить чьи угодно проблемы, только не свои собственные.

– Послушай меня. Пытаться не смотреть в глаза неугодной тебе правде – вполне нормально. Думаю, время от времени так поступают абсолютно все.

– Но я чувствую себя такой беспомощной, а Буми не единственный, кому я не уделяла достаточно внимания из-за работы. И потому он практически мой единственный друг. – Дженнифер горько рассмеялась и прижала салфетку к глазам. – Прости. Я вовсе не надеюсь, что ты что-нибудь тут поймешь.

– На самом-то деле я много чего понимаю. – Натан взял ее за руку. – Больше, чем ты думаешь.

Она отняла от лица салфетку и бросила на него тяжелый взгляд. Если он говорит это с целью забраться к ней под юбку, то очень об этом пожалеет.

– Я знаю, каково это – потерять собаку.

Натан посмотрел на Бумера, и уголок его рта опустился:

– Моего пса звали Добрый, и он был очень похож на вот этого парня.

Взгляд Дженнифер смягчился. Она уже спрашивала, как звали его собаку, несколько дней тому назад, но в тот раз Натан ей не ответил.