А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И он увидел, что сад, представший перед его глазами, был подобен кусочку небесного рая, он был прекрасен, как вечерние сумерки. А посреди этого сада был большой водоем, наполненный до краев розовой водою. А в центре этого удивительного водоема красовалась на высоком стебле уникальная роза — огненно-красный цветок. Это и была роза моря. Ах! Как она была прекрасна! Лишь соловей мог бы достойно описать ее своими трелями! Принц Нургихан, пораженный ее красотой и опьяненный ее ароматом, сразу понял, что такой удивительный цветок должен быть наделен самыми чудесными свойствами. И не раздумывая он снял одежду и вошел в душистую воду, чтобы сорвать эту единственную в своем роде розу на длинном стебле.

Затем юноша с удивительным приобретением вернулся к краю водоема, выжал одежду свою, оделся под склоненными ветвями и спрятал розу у себя под плащом, в то время как птицы, прятавшиеся в тростнике, щебетали на своем языке ручьям о том, что чудесная роза сорвана.

А в центре этого удивительного водоема красовалась на высоком стебле уникальная роза — огненно-красный цветок.

Однако юный принц не захотел покинуть этот сад, не посетив очаровательный павильон, который стоял рядом с водою и был полностью построен из йеменских сердоликов. И он направился к этому павильону и смело вошел в него — и оказался в искусно сооруженном помещении с прекрасными пропорциями и украшенном с большим знанием дела. А посреди этого павильона стояла кровать из слоновой кости, украшенная драгоценными камнями, вокруг которой висели искусно вышитые занавески. И Нургихан не раздумывая подошел к кровати, немного приподнял занавески и замер от восхищения, увидав лежащую на подушках хрупкую девушку без одежд, украшенную лишь собственной красотой. Она была погружена в глубокий сон и не подозревала, что впервые в жизни кто-то созерцает ее ничем не прикрытые тайны. И волосы ее были рассыпаны в беспорядке, а пухлая ручка ее с пятью ямочками безмятежно покоилась на лбу. И в душистых волосах ее скрывалась темнота ночи, в то время как Плеяды[35] исчезли за пеленой облаков, увидав блестящие четки зубов ее.

И зрелище красоты этой китайской юницы, которую звали Лик Лилии, произвело на принца Нургихана такое впечатление, что он лишился чувств. Однако вскоре он пришел в себя, глубоко вздохнув, подошел к изголовью кровати очаровавшей его красавицы и прочел такие стихи:

Когда ты спишь на пурпуре,

Твое лицо похоже на рассвет,

Глаза твои — лазурь морского неба.

Когда, нарциссами и розами укрыта,

Встаешь ты с ложа, пальмы в Аравии

С тобой не могут в стройности сравниться.

И шелк не может гладкостью равниться

С твоими локонами, вьющимися тонко.

После чего, желая оставить для спящей красавицы какой-либо знак своего присутствия здесь, он надел ей на палец свое кольцо, а ее кольцо надел на свой палец. Потом тихонько вышел из шатра, не разбудив ее, и прочитал следующие стихи:

Я покидаю сад, неся на сердце рану.

Она похожа на раскрывшийся тюльпан,

Бордово-черный иль кроваво-красный.

Та рана от любви. Достоин сожаленья

Тот, кто выходит из садов земных,

Не прихватив с собой цветов его прелестных.

И он вышел, чтобы найти джинна — хранителя леса, — который ждал его у ворот сада, и попросил без промедления доставить его в царство Зейна эль-Мулюка в Шаркистане.

И джинн ответил:

— Слышать — значит повиноваться! Но это случится не раньше, чем ты дашь мне еще одну лепешку!

И Нургихан дал ему последнюю лепешку, которая у него еще оставалась. И тут же джинн подставил ему свою левую руку и быстро помчался с Нургиханом по воздуху к Шаркистану.

И они благополучно прибыли во владения слепого царя Зейна эль-Мулюка. И когда они приземлились, джинн сказал красавцу Нургихану:

— О столица души моей и радости, я не хочу покидать тебя, оставляя без заботы своей! Возьми этот пучок волос, который я только что вырвал бороды своей! И когда я тебе понадоблюсь, сожги один из этих волосков — и я сразу появлюсь перед тобою!

И, сказав это, джинн поцеловал руку, столь щедро угощавшую его лепешками, и пошел своей дорогой.

Что же касается Нургихана, то он поспешил пройти во дворец отца своего и попросил о встрече с ним, объявив, что принес исцеляющее средство. И когда его привели к слепому царю, он вынул чудодейственный цветок из-под плаща своего и протянул ему. И не успел царь приблизить свои слепые глаза к морской розе, запах и красота которой могли унести смотрящих на нее к небесам, как сразу прозрел и глаза его мгновенно стали яркими, как звезды.

Затем, находясь на вершине радости, он благодарно поцеловал сына своего Нургихана в лоб и прижал его к груди, выказывая глубочайшую нежность. И он приказал кричать по всему царству, что теперь он разделит свои владения со своим младшим сыном Нургиханом. И он отдал необходимые распоряжения, чтобы в течение года проводились царские праздники, на которые приглашали всех его подданных, богатых и бедных, и во время которых открывались двери радости и удовольствия и закрывались двери печали и горестей.

Так Нургихан стал снова любим отцом своим, который теперь мог смотреть на него, не опасаясь потерять зрение, и юноша подумал, что надо посадить морскую розы, дабы она не умерла. И с этим намерением он обратился к лесному джинну, которого он призвал, запалив один из волосков его бороды. И джинн построил ему за одну ночь большую чашу глубиной на две лопаты, чьи борта были из чистого золота, а основание — каменным. И Нургихан поспешил посадить морскую розу посреди этого бассейна. И она была очарованием для глаз и бальзамом для обоняния.

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И она была очарованием для глаз и бальзамом для обоняния.

Однако, несмотря на исцеление царя, два его старших сына, которые вернулись домой с вытянутыми носами, стали утверждать, что эта морская роза вовсе не была наделена чудесными свойствами и что зрение вернулось к царю только благодаря колдовству,