назад в сумку.

— Ты серьезно? Вот не нужно меня сейчас так унижать, — понимаю, что слишком эмоционален, но рядом с ней меня всегда взрывает яркими эмоциями.

— Да при чем здесь унижения? — разворачивается и уходит от меня. Проходит мимо моей машины, ставит пакет на капот и почти убегает в сторону набережной. Какое-то время смотрю ей вслед, а потом догоняю. Хватаю, разворачиваю лицом к себе, вжимаю в гранитную ограду набережной, заглядываю в глаза.

— Скажи, в чем проблема — просто принять от меня подарок?

— Не просто, Максим, не просто… — дышит глубоко, прожигая меня взглядом. А мне снова сносит крышу от ее близости. От запаха, от горячего дыхания, от взгляда ее завораживающего. — Мужчины ничего просто так не дают женщинам. И ты это понимаешь, — хватая воздух, говорит она.

— Понимаю. Только я и без подарков много от тебя хочу. Очень много. Ты права. В благородство играть не умею! — выходит угрожающе. Голос опять хрипнет. Не хочу больше разговаривать. Не получается у нас словами. Наклоняюсь и впиваюсь в ее упрямо сжатые губы. Не отвечает. Сопротивляется, но я перехватываю ее скулы, сжимаю и снова насильно целую, заставляя мне отвечать. Рычу, кусаю, вынуждая открыть губы, вторгаюсь в рот, сплетая языки, пока она мне не отвечает. Так красиво задаваясь, со стоном, обхватывая мою шею, царапая кожу ноготками. Внутри меня что-то взрывается, опаляя эйфорией. И плевать, что мы на улице и мимо проходят люди. От этого еще горячее, пусть все видят, что она моя. Торможу голодные порывы. Ласкаю ее горячие губы языком, ловя нереальный кайф. Меня трясёт. Хочу. Не просто хочу ради секса. Хочу ее глубже, чтобы до последней капли, до дна. Сорваться вместе с ней в бездну и разбиться насмерть.

Всхлипывает мне в губы. Влага стекает по ее щекам, и губы становятся солёные. Отрываясь, отпускаю скулы. Плачет, закрывая глаза.

— Ну, твою мать! — вырывается из меня. — Прости! Прости, что я такой вот жадный и эгоистичный! Ничего не могу с собой поделать! — повышаю голос на эмоциях. Я как на американских горках: то резко вверх, то камнем вниз. Не могу с ней иначе.

— Дело не в тебе, Максим… — тихо произносит она, утирая слезы. — Прости. Дело во мне. Просто отвези меня домой к дочери. Пожалуйста, — и это ее «пожалуйста» такое отчаянное и горькое, что я не смею возражать.

Глава 23

Кристина

Открываю дверь своим ключом. Дома тепло. Пахнет выпечкой. Элька что-то трещит без умолку. Снимаю пальто, сапоги, кидаю сумку и пакет на пол, сажусь на тумбу. Сил нет. Совсем. Смотрю в одну точку на стене. От меня пахнет Максимом. Я вся пропитана его парфюмом, сигаретами и его терпким личным запахом. Но смыть это все больше не хочется. Пусть на мне будет его запах.

Пусть будет.

Мне легче вдыхать его, чем вонь измен и предательства мужа.

Обои у нас в коридоре ужасные. Белый кирпичик с серыми разводами. Это Юра выбирал. Хочется содрать их к чертовой матери. Они никогда мне не нравились. Никогда не была эгоисткой, всегда шла на уступки и прогибалась под мужа.

Всегда.

В любых вопросах. Обои, сериал, кредит — все для него и как хочет он. Мне казалось, так правильно. У нас же семья, нужно идти на уступки, компромиссы.

Прислушиваюсь. Элька не просто болтает, а учит стих. Что-то про шарики.

— «Много разной мишуры

Достаем мы с полки.

Новогодние шары

Все ж украсят елку.

Синий шар цвета небес

С радостью повесим.

Только… Только…» — запинается.

— «Только добрых ждем чудес,

Славных танцев, песен», — подсказывает ей Надежда Николаевна.

Свекровь гостит у нас. Юра привез ее присматривать за Элей. Всем удобно. Дочь под присмотром. Общается с бабушкой. Дома всегда чисто, и не нужно готовить. Мужу настолько понравилось, что он уговорил мать остаться до Нового года.

Надежда Николаевна отличная женщина. В Эле души не чает. Мы ладим. Вопреки стереотипам, отношения у нас замечательные. Она как мама. Всегда на моей стороне.

Удобно.

Оставить нас под присмотром мамы и умотать к любовнице решать наши финансовые проблемы. Мне не хочется закатывать скандалы, не хочется оттаскать его любовницу за волосы. Не хочется бежать и ловить их с поличным. Я даже не ненавижу мужа. Мне ничего не хочется. Я смертельно устала и пуста.

Угнетает то, что меня обманули и выставили дурой не первый раз. Кажется, что это длится уже очень давно. А я слепо верила, отгоняя все сомнения.

Глаза постоянно на мокром месте. Мне так плохо, но разрыдаться и нареветься от души тоже не могу. Я уже несколько часов в каком-то пограничном состоянии. Грудную клетку сдавливает все больше и больше. Дышать трудно. Господи, как же мало воздуха.

Десять лет жизни летят в черту.

Не хочу его видеть.

Просто пусть исчезнет из моей жизни навсегда. Не хочу разговаривать, выяснять отношения и что-то решать. Я не умею скандалить. И не хочу.

Поднимаюсь с тумбы, заглядываю в зеркало. Губы до сих пор красные от поцелуев. Не знаю, что чувствую к этому парню. Просто все его порывы в мою сторону сейчас кажутся очень честными и открытыми, в отличие от мужа, которому я доверяла всю жизнь.

Беру пакет с кроликом для Эльки. Прячу его в верхней полке в прихожей. Там она его не найдет. Иду на кухню.

Свекровь моет посуду, на столе на противне остывают пирожки. Элька на диване повторяет стих.

— Мама пришла! — довольно улыбается. Целую дочь в макушку, сажусь с ней рядом. Обнимаемся. — А бабушка пирожки испекла, с картошкой, с капустой и с яблоками. — Я помогала. Вот это мои, — указывает на противень.

— Умница. Вкусно, наверное, — улыбаюсь.

— Да, попробуй мои.

— Обязательно попробую с чаем.

— Кристина, ты сегодня рано, — свекровь вытирает руки и ставит чайник.

— Так вышло, — развожу руками.

— Что-то случилось? — спрашивает Надежда Николаевна. Наверное, все написано на моем лице. Но рассказывать я не стану. Не хочу. Мне почему-то дико стыдно, оттого что мне изменяют. Словно это моя вина. Все мы хотим, чтобы наша семья казалась идеальной. Кому-то изменяют, у кого-то две семьи. А у нас не так. У нас все хорошо и идеально. Потому что именно мы, женщины, которых не предают. И когда наши иллюзии рушатся, то становится стыдно. Начинаешь копаться в себе и искать недостатки.

— Все хорошо.

— А я стих выучила, — хвастается Элька. Вырывается из моих объятий, встает ногами на диван. Театрально взмахивает руками и улыбается, начиная рассказывать: