Бейер попятился. Поднимать лишний шум ему не хотелось. Девица же схватила лежавший рядом костыль и замахнулась, собираясь, видимо, всеми средствами защищать свою честь.

– Да на черта ты мне сдалась, – сказал по-русски Бейер. – Молчи, дура.

Так при нем говорили казаки шумливым бабам, и это действовало усмиряюще.

Девица и впрямь замолчала. Теперь только, приглядевшись, Бейер понял, что лет ей немало – тридцать или около того. Красавицей она никогда не была – разве что в юности, пока не пропал румянец и не потух взгляд. Сейчас лицо сделалось совсем бесцветным, почти безбровым, и голубые глаза тоже совсем выцвели. Одета же калека была скромно, однако со вкусом, как дочка в благовоспитанном семействе среднего достатка. Единственным, что совершенно не соответствовало моде, была прическа. Девицы и дамы старались взбить волосы повыше и украсить их хотя бы буклями и нитками жемчуга, а находка Бейера причесана была почти гладко и носила маленький чепец.

Не отводя взгляда от бородатого чудища, девица оперлась о костыль и поднялась. Затем взяла свой костыль двумя руками и, выставляя его вперед, неожиданно ловко поскакала прочь.

– О мой Бог! – услышал Бейер и обернулся.

– Ты знаешь ее? – догадавшись, спросил он Весселя.

– Знаю…

– Кто это?

– Одна особа…

– Эта особа живет в имении княгини?

– Я знал, что ее приютила знатная дама и увезла с собой…

Вессель был в полной растерянности.

– Так эта знатная дама – княгиня Чернецкая? Отлично! Что же ты стоишь, как фонарный столб? Беги, догоняй, засвидетельствуй ей свое почтение! Такая особа может нам пригодиться! Ну?..

Весселю в тот миг, когда он опознал Амалию, казалось: лучше сквозь землю провалиться, чем разговаривать с ней. Когда он решил бросить ставшую калекой невесту, то не сам объяснялся с ней, а попросил достойного человека, меховщика Шульца. Тот сходил, быстро все объяснил Амалии, а того, что совместно нажитые деньги остались у Весселя, даже не упомянул, здраво рассудив: сейчас ей не до денег, а когда вспомнит – уже стыдно будет гоняться за бывшим женихом с такими претензиями.

– Беги! – приказал Бейер, и Вессель побежал.

Амалия, не зная, кто за ней гонится, поняла, что убежать не сумеет, повернулась и приготовилась защищаться костылем.

– Амалия… – еле выговорил Вессель.

– Ганс?.. Ты?.. Ты нашел меня?..

– Нашел, – солгал Вессель.

– Но зачем?

Он развел руками.

Видя, что у этой парочки беседа не складывается, быстро подошел Бейер.

– Прошу простить меня, барышня, я испугал вас, – сказал он с самым изысканным поклоном. – Не судите по внешности, я знаю, что похож на разбойника с большой дороги. Мы оказались в здешних местах случайно. И когда узнали, что тут проживает ее сиятельство, мой друг Ганс захотел встретиться с вами.

Все это было сказано на превосходном немецком языке.

– Встретиться? Но зачем?.. – Амалия совсем растерялась, а Вессель, повернувшись к Бейеру, стал корчить страшные рожи, тряся при этом головой. Бейер понял: это означало, что нужно поменять тактику.

– Если мой друг чем-то перед вами провинился, простите его. Я думаю, он уже довольно искупил свою вину.

– Что это значит? – спросила Амалия.

– Он нажил неприятности и вынужден скрываться… скрываться до той поры, пока тайное не станет явным, – загадочно ответил Бейер. – Я прошу вас, если вы можете спрятать его – спрячьте! Или хотя бы принесите еды и питья.

– Ганс…

Вессель сделал самое умное, что только было возможно: опустился на колени.

Амалия долго смотрела на его склоненную голову.

– Хорошо, я помогу вам, господа, – наконец сказала она. – Что вам нужно?

– Все, чтобы устроить ночлег в заброшенном доме. Еще, если возможно, весь плотницкий приклад – топор, пилу, гвозди. Еще – веревки, – стал перечислять Бейер. У него на уме была постройка хотя бы навеса для лошадей.

Странствуя с казаками, он освоил умения, которые казались ему в бытность офицером простонародными. И вот теперь он был уверен, что при нужде сумеет починить и старый экипаж.

– Я попытаюсь… – пробормотала Амалия.

Видя, что калека чересчур взволнована, Бейер взялся успокаивать ее самой простой беседой – стал задавать вопросы о княгине Чернецкой, о ее чадах и домочадцах, о нравах и обычаях в ее имении. Вессель все еще стоял на коленях. Бейер уже сообразил, что произошло между этими двумя, но делал вид, будто давние размолвки ему совершенно не любопытны. Наконец он предложил проводить Амалию, но она в испуге отказалась, лишь попросила принести брошенную ею от страха корзинку с травами.

– Нам, чтобы увидеться, сюда приходить? – спросил Бейер.

– Нет, есть другое подходящее место, – подумав, ответила Амалия. – Если пройти вон туда, будет дальний угол парка, там – пруд, а в пруду старая беседка. С одной стороны можно попасть по мостику, а с другой – там дерево повалилось, и можно пройти по дереву, если не страшно. Все знают, что я там часто в хорошую погоду занимаюсь рукоделием, и даже госпожа посылает мне туда обед.

– Такая добрая госпожа? – удивился Бейер.

– Очень добрая госпожа! – убежденно сказала Амалия.

Потом она уковыляла к усадьбе, не оборачиваясь, а Бейер сердито тряхнул Весселя за плечо:

– Вставай, дурья голова. Господь на нашей стороне – от этой особы будет немало пользы!

Вессель так посмотрел на Бейера, что тот невольно рассмеялся. Такой ужас во взоре он разве что на войне видывал, и то – нечасто.

– Что это у нее с ногой? – спросил Бейер.

– Под каретное колесо попала.

– Не повезло бедняжке. Ну, значит, завтра в обеденное время пойдешь на свидание в беседку.

– Я?

– Мне будет не до красоток. Если Штанге доставит карету, придется ею заниматься. И лошади – ты человек мирный, ты домосед, откуда тебе понимать, как лошадей школят? Так что принимать подарки от бедняжки будешь ты – она тебя знает, она от тебя костылем отбиваться не станет.

Вот в этом Вессель как раз не был уверен…

Для первого свидания в беседке он караулил Амалию чуть ли не два часа. Разговор получился короткий – она принесла молоток с гвоздями, которые стянула у плотника Афанасия, чинившего во флигеле старый шкаф. Еще Вессель получил два мотка веревок, на которых дворовые девки обычно сушили белье. Разговаривать с ним Амалия не хотела. И он ее прекрасно понимал…

Штанге с Клаусом вернулись только через два дня. Правда, экипаж они выбрали относительно приличный, хотя и старый, лошади также были немолоды, но в хорошем состоянии.