– Не надо меня уговаривать, начальник. Не знаю я, кто такой Сошников. И про бриллианты ничего не знаю…

– А вот у нас есть информация, что вы, Максим Олегович, знали про Сошникова. Про него вам рассказала Полина Желтова. Она вам рассказала, а вы попросили ее навести справки про Сошникова.

– Не было такого. Видно, капитан этот, Романов, умеет с глупыми бабами работать, запудрил ей мозги, а Полина погнала пургу. А может, он все это выдумал, – неприязненно хмыкнул Павельев.

– Зачем ему выдумывать?

– А вы не знаете? У него же с Полиной шуры-муры. Баба она красивая, с этим не поспоришь, вот у него крыша из-за нее и поехала. Она же со мной до Романова крутила, вот он мне и мстит…

– Хорошо, я сам ее допрошу, думаю, она мне скажет то же самое, что и Романову.

– Она скажет только то, что Романов ее попросит сказать.

– Хорошо, Желтова про Сошникова вам ничего не говорила, как же вы тогда узнали про его татуировки?

– Про какие татуировки, о чем это вы?

– Речь идет о татуировках, выколотых на груди Сошникова.

– Впервые слышу.

Павельев лгал, причем нагло. Но Круча предполагал, что так все и будет, поэтому хорошо приготовился к допросу. Он открыл папку, достал лист бумаги, рассеянным взглядом пробежался по верхним строчкам. Ему не надо было вчитываться в текст, он и без того знал содержимое документа.

– Это показания сотрудника морга, где находилось тело Сошникова. Я понимаю, деньги вашего брата – тема щекотливая, поэтому вы, Максим Олегович, решили все сделать сами. Но лучше бы вы наняли профессионалов…

– Это вы о чем?

– И в случае с танком вы засветились, и в случае с телом Сошникова. Вы думали, что деньги затыкают рот лучше всякого кляпа, но это не совсем так. Или не всегда так… Вас опознал сотрудник морга, которому вы заплатили, чтобы пройти к телу Сошникова. Вас интересовали его татуировки…

– Ложь и провокация! – разозлился Павельев.

– Ну, зачем же так грубо? – усмехнулся Круча. – Не надо нервничать, Максим Олегович, это вас не красит.

– А кто нервничает?

– Вы. Причем совершенно зря. Ну что здесь такого в том, что вы узнали про Сошникова? Ведь это же вышло совершенно случайно. К тому же Полина Желтова утверждает, что вы находились с ней в ту ночь, когда убили Сошникова. А это алиби, поэтому никто не собирается обвинять вас в убийстве. Так что волноваться вам нечего. И бывшего мужа Верховцевой вы не убивали. Она сама его отравила. Отравила, забрала деньги и уехала…

– Куда она уехала?

– А вы не знаете? – спокойно, без нажима спросил Круча.

– Без понятия.

– Тем более, у нас нет никаких оснований в том, чтобы вас в чем-то обвинять. Ну, взломали вы танк, и что? Ну, заплатите штраф, люк заварят обратно, все как было, так и останется… Кстати, Сошникову нужно было разварить люк, чтобы забраться в танк. А потом люк нужно было заварить, а вы сами понимаете, как все это не просто. Он не мог этого сделать. Да и экспертиза показывает, что люк заваривался всего один раз, когда танк ставили на постамент. Так что получается, вы распилили обычную гирю. Не повезло вам, Шура… Э-э, Максим Олегович…

– Что-то вы не то все говорите, товарищ подполковник. – Павельев усердно играл желваками, силясь найти правильное решение.

– Хорошо, давайте с самого начала. Ваш брат состоял в бригаде Ишима?

– Ну, состоял.

– Он был на стрелке с людьми Мезинова, чтобы обменять контрафактные бриллианты на четыре миллиона долларов?

– Был.

– Встреча закончилась перестрелкой, и ваш брат был единственным, кто выжил. Он исчез вместе с деньгами и бриллиантами, так?

– Ну, так.

– Деньги бесследно пропали, но через четырнадцать лет вдруг объявился некто Сошников, который раскопал клад, зарытый в девяносто седьмом году. Вам это показалось интересным, вы стали наводить справки, узнали, что вторая часть клада могла быть спрятана в танке. Вы взламывали танк?

– Не я лично…

– Вы были в морге? Вы осмотрели труп Сошникова?

– Ну, был, ну, смотрел… А что здесь такого?

– Вот и я о том же говорю, Максим Олегович! – хмыкнул Круча. – Что здесь такого? Вы искали деньги и алмазы, которые увел, но не смог удержать ваш брат…

– Да плевать я хотел на эти деньги. И алмазы мне до одного места, – не очень убедительно, но с решительным видом сказал Павельев.

– Что же так?

– Я хотел узнать, куда делся мой брат? Да, он увел тогда и товар и деньги за него, но с тех пор его никто не видел. Если бы он залег на дно, он бы давно уже дал о себе знать. А о нем ни слуху, ни духу. А тут мне Полина рассказала про какого-то типа, который зарыл доллары в девяносто седьмом году. Само собой, мне стало интересно… Может, этот козел и убил моего брата… Жаль, Полина мне поздно сообщила, я бы сначала душу из этого Сошникова вытряс, а потом бы его зарыл.

– Про татуировки она вам сказала?

– Да.

– Что она вам про них сообщила?

– То, что Сошников сидел, что танк – это символ сильной личности на зоне. Я, конечно, срок не мотал, но мой брат в татуировках сильно разбирался, он мне про танк никогда ничего не рассказывал. Не слышал я, чтобы зэки танки себе выкалывали. Сталина выкалывали, а танки – нет. В общем, интересно стало, я в морг пошел…

– Это было на третий день после убийства Сошникова?

– Да.

– А как вы узнали, что Сошникова убили?

– Как я узнал? – в замешательстве переспросил Павельев и глянул на Кручу, как зверь, загнанный в тупик. Вроде бы бежал он от охотника торной тропой, и тут вдруг ловушка. Обидно.

– Да, как вы узнали?

– Ну, Полина мне сказала.

– Полина могла вам сказать об этом только на четвертый день после убийства Сошникова. Раньше она вам сказать никак не могла… Не сходится, Максим Олегович, придумайте что-нибудь другое, – с тщательно скрытым злорадством предложил Круча.

– Нет, я Полину с сестрой перепутал. Не Полина мне сказала, а ее сестра. Ася мне сообщила.

– Вы к ней домой ходили?

– Нет, не ходил, по телефону ей звонил. Она мне все сказала…

– Что именно?

– Что грех на себя взяла. Муж ее бывший любовника убил, а она ему за это отомстила.

– Так и сказала? – Круча сверлил взглядом Павельева.

И тот не выдержал, дрогнул:

– Ну, да, так и сказала.

– По телефону?

– Да, по телефону… Она из дома уезжать собиралась. А в доме труп уже был. Ну, она Толика своего кретина отравила. Я у нее про Сошникова спросил, она разрыдалась, и ее понесло. Переживала она очень, так бывает, когда человека убьешь. Ну, я думаю, что так бывает…