к чулану, где положено сидеть только хозяйке-стряпухе. Хозяин – Иван, хлебнув две ложки щей, видимо, они ему не понравились, обратившись к жене, сказал:

– А ты забели-ка молочком щи-то, и не жалей для такого случая.

– Ведь нынче сирёда, постный день-то, – возразила Дарья.

– Ну и что ж, что сирёде, все равно забели, я ведь с дороги-то прозяб, как поросенок, и проголодался, – настаивал Иван.

– Правда, мам, забели, – жеманно ухмыляясь, попросил и младший сын Санька.

– Я бы забелила, да и чем? Давеча заглянула в горшок, в котором молоко было, а в нем была бы хоть капелька! Все молоко вытекло, горшок-то оказался со свищем! – сокрушенно жаловалась Дарья.

– А как в голодные-то годы жили, небось не ждали, когда похлебку-то побелят, так ели, – укротительно для семьи высказалась Дарья, – так что и сейчас надо питаться вукороть. Молоко хлебать надо с убережью, вариться в своем соку, носить домотканое, донашивать старенькое, в долги не влезать, кабалу на себя не натаскивать, – назидательно поучая семью, продолжала она. Вот и ты, Иван, – обратилась она к мужу, – гляжу, на тебе рубаха-то грязная, а ты выверни ее наизнанку и не знать будет, что она грязная.

– Дело бают, что у бабы волос долог, зато ум короток, – поспешил обвинить жену Иван. – Разве выворачиванием дело исправишь? Стирать надо, а не выворачивать.

– А где мыло-то? Оно вон какое дорогое! – отговаривалась Дарья.

– Чай, уж на мыло-то у нас денег хватит, – не в свое дело сунулся было в разговор старших Санька.

– Ты свой длинный язык прикуси, перерыв дай ему, баить-то ты больно лютой. И не вмешивайся в чужой разговор, без тебя управимся! – обрушился словами, ошарашив, укротил Саньку отец.

– Уж больно он у нас речист и дерзок на язык-то! – поддержал отца Павел.

– Вдобавок и голос-то у тебя больно крикливый, как на базаре, словно продаёшь чего. Неужели не можешь потише! – высказала свое замечание Саньке и мать.

– Такой уж у меня разговор, – проговорил, оправдываясь, Санька.

– Ну и ладно тебе! – оборвала его мать, – иной говорун выговаривается, а этот и конца краю не знает, болтает и болтает, и все его очередь. А ты пуще лей! – назидательно упрекнула мать покрасневшего и присмиревшего Саньку, у которого из-за конфуза и обиды стало расплёскиваться из ложки.

– Ох, что-то у меня с этих кислых щей в брюхе заурчало, – оповестительно высказался Сергунька.

– Гляди, как бы у тебя заворот кишок не получился, – шутливо заметил ему отец. От этой шутки за столом все весело рассмеялись.

– Тебя, Сергуньк, чем хошь корми, ты толстый не будешь. Вроде и ешь помногу, а телом, как Кощей бессмертный, ни рожи, ни пуза, ни боков, и куда только у тебя все девается? Как в утке ноет, – высказалась о Сергуньке мать.

– У него все газами выходит, – шутливо заметил отец, – и верно, ты у нас, Сергуньк, костлявый, как ёрш, на тебе и мяса-то нет, одна кожа да кости.

– У него на ребрах-то можно играть, как палкой по забору! – не стерпев, сунулся опять с языком Санька.

– Ну, ты у меня повякай! – грозно предупредил его отец.

– Да разве я виноват, что я тощий и что у меня желудок постную пищу плохо варит. Если бы побольше молока и мяса, я бы не такой был! – оправдывался сконфуженный словами Сергунька.

– Ну, будет с вас, осталось манёхоньку в чугунке-то, только и жуете, когда только насытятся утробы ваши! – укоризненно упрекнула мать Саньку, Сергуньку и Паньку, старательно скребущих ложками по дну чугунка, доставая оттуда картошку с кусочками свинины.

Да, прост житейско-бытовой уклад деревенской жизни! Здесь все просто и самобытно. В хозяйственном отношении каждый предмет, инструмент и инвентарь имеет свое название и свое назначение, все идет чин по чину. Животных называют ласковыми именами: лошадь – «сынок», «Серый», корову – «жданка» или «Вечорка». Если нужно корову выгнать, кричат на нее «Тёла!». Овец называют «барашенькой», прогоняют, крича на них «Тря!». Козу называют «Зайка», прогоняют ее – «Цыба!». Свинью называют «Жуто-жутя», прогоняют ее «Асть!». Кур манят «цып-цып» – и «шишь!». Собаку манят к себе «Шарик, на-на-на!», «сыма!». Кошку – «кис-кис-кис!», прогоняют, крича «Брысь!»

За столом несколько приутихло, и чтоб нарушить неловкое затишье, отец проговорил:

– В поле снегу надуло, сугробы на ровном месте и дорогу передуло.

– Весной в роступоль воды много будет! – по-взрослому рассудив, заметил Павел.

– Не скажи, народная-то примета, что говорит: «большие снега – малые воды», – подметил отец.

– Да, в народе много примет, и они все сходятся, – заметила Дарья, – я вот и сама заприметила: если в Новый год звёздное небо – куры хорошо будут нестись,

Если в чистый понедельник падает снег – к грибам;

Если в Евдокии день красный, на дороге вода – лето будет ненастное;

Если в Евдокии будет капель – к урожаю огурцов;

Если весной сосульки длинные – затяжная будет весна;

Если весной сосульки кривые, то быть холодной весне;

Если в Благовещенье небо ясное – к пожарам, засуха;

Если осенью в осенний праздник «Сергиев день» с берёз листья падают «орлом» – к урожаю;

Если лед на озере долго чистый – к неурожаю;

Дожив до Покрова, не выпускай скотину со двора!

Откуда ветер в Покров, оттуда всю зиму будет дуть;

Если в поле снег лежит ровно – год неурожайный будет.

Если ножик со стола упал – мужик придёт.

Если упала со стола ложка – придёт баба.

Кошка перебегла дорогу – быть несчастью, а чему быть, то неминуемо. Но на каждое несчастье есть оградительные молитвы. Молитва Господня «Отче наш» от врага и супостата, «Живый в помощи!» – от грома, «Да воскреснет Бог, свят, свят…» – от колдовства, «С нами Бог, С нами Крестная сила!», – заключила Дарья.

Крестьяниновы. Родословие и старина

Исстари бытует пословица «Соседи-шабры ближе всякой родни», поэтому люди всего скорее и всего больше навещаются к шабрам. Крестьяниновы Алеша, Мишка и Панька частенько наведываются к соседям Савельевым в токарню покурить, у них же не только в избе, а даже в токарне, где ребята работают, сохрани Бог, чтоб закурить. Дедушка и отец Федор если зачуют табачный дым, то не кстись, не молись пощады не будет. Но старики спознали, зачем их ребята ходят к Савельевым. Каждый раз притаенно встречали они их в сенях. Схватив за руку, злобно приказывали:

– А ну-ка, дыхни на меня! Накурился бес! – и тут же обрушиваются кулаки на спину провинившегося.

Паньке всего-то двенадцать лет, а он по примеру старших братьев тоже пристрастился к этому вредному делу – курению. Но он