– Ты думаешь о подобном на Служении?

– Прошу прощения, Сестра. Это из-за долгого затворничества, – ответила Флора и, несмотря на боль, выплеснула на Премудрую еще порцию знаний Лилии-500.

При столкновении с закрытыми бутонами и признаками трупных мух…

– Хватит! Невинные, неуемные полевки, пока длится дождь, вы должны считаться с другими сестрами! – отчитала Флору Премудрая Сестра за грубое нарушение ее молитвы и протолкалась сквозь взволнованную толпу.

Флора снова подхватила след золотистых плиток. В служебном коридоре за Цветочной Пирожковой и палатой Второй Категории они сделались пустыми, но она узнала их, вспомнив свое пребывание в должности уборщицы, поскольку именно здесь няни и кормилицы оставляли отходы для сбора. Здесь проходил сток, который она чистила и мыла столько раз, а там, в конце коридора, пустая стена. Если там не окажется двери, она будет рожать на виду у тысяч пчел и умрет вместе со своим яйцом.

Священное Созвучие затихло, вибрация шестидесяти тысяч ног возобновилась, и Флора побежала проверить стену, чувствуя, как с каждым шагом распухает ее брюшко.

Только вплотную приблизившись к стене, она различила контуры маленькой дверки и крохотной панели, отмеченной короной. Флора коснулась ее – и дверь открылась. К ее облегчению, она стояла в маленькой пустой комнатке с тремя дверьми, которую сразу узнала.

Она закрыла за собой дверь. Другая дверь вела в Питомник, а третья… была там, где заканчивались истертые плитки. Флора подошла к ней и прислушалась. За дверью было тихо, и она открыла ее. Она оказалась на лестничном пролете, высоком и крутом. Снизу поднимался запах свежего воздуха взлетной доски, а сверху доносился запах меда. И Флора тут же поняла, где она. Этим лестничным пролетом она воспользовалась, убегая от Сэра Липы, когда жадные трутни нагрянули в зал Продувки. Воздух был неподвижным, словно здесь с некоторых пор никого не было. Она стала карабкаться наверх.

* * *

Лестница закончилась маленькой площадкой с одной дверью. За ней Флора уловила вибрации пчелиных ног и поняла, что там. В животе усилились толчки, и ее пронзила боль – яйцо рвалось наружу. Теплый воск стал сочиться между обручей ее брюшка и течь на руки, а она пыталась удержать его – растрачивая драгоценную субстанцию, прилагая усилия, чтобы защитить свое яйцо, думая, что она сумеет спрятать его. И Флора стала биться головой о стену в отчаянии от собственной беспомощности.

Очень медленно отсек стены повернулся, и перед Флорой открылось темное пространство. Яйцо уже выходило из нее, но она сумела забраться внутрь и закрыть за собой фрагмент стены. Она опустилась на землю и вдохнула застоялый воздух. Несмотря на боль, она смогла определить два запаха.

Первый был сильным запахом меда, приносимым вибрациями через одну из стен. Флора открыла антенны, чтобы прочитать их, и поняла, что это движения сестер, работающих за стеной, в Сокровищнице. Второй запах был гораздо тоньше, старый и сухой, и его не касалась никакая живая вибрация.

Яйцо задрожало внутри нее и прекратило движение, словно не желая выходить. Чуя его страх, Флора повернулась в сторону этого запаха – что бы это ни было. Ее раздувшееся брюшко не позволяло выпустить жало, но она подняла когти в направлении странной силы рядом с собой. Запах перешел в бесконечно слабый сигнал. Он не отражался от Флоры – он звал ее.

Туго зажав яйцо в своем теле, Флора устремилась на зов и вдруг остановилась, потрясенная. Перед ней на стене было нечто столь невообразимое, что на несколько секунд она забыла про боль. Три высоких кокона были вертикально прикреплены к плотной восковой платформе, и каждый представлял собой длинный фасеточный овал, затейливо украшенный. У всех были маленькие круглые отверстия в нижней части, а у одного оказался неровно надорван верхний конец.

Флора вдохнула их запах и вскрикнула, а яйцо в ней сильно содрогнулось. Все эти коконы были саркофагами, и в каждом покоилась давно умершая жрица.

Яйцо Флоры снова стало рваться наружу, с силой и напором. Она упала на землю перед тремя саркофагами, извиваясь, а ее брюшко готово было лопнуть. Яйцо выскользнуло из ее тела – и ревущая боль отступила. Она ощущала его, теплое, живое и большое, касающееся кончика ее тела. Она свернулась вокруг яйца, и ее сердце наполнилось любовью.

Яйцо отсвечивало золотом и пахло слаще Служения. Флора почувствовала, что ее тело намокло от жидкого воска, и она быстро и радостно собирала его горстями и лепила грубую колыбель из сладкого белого воска, прямо перед тремя коконами. Затем она опустилась на колени и прижала к себе яйцо, возбужденная его живой вибрацией. Оно было чуть больше, чем первое, но такой же формы – и Флора поклялась, что на этот раз она будет кормить своего крошку-сына всем, чем нужно, чтобы он вырос крепким, и сообразила, что ей нужно сделать, чтобы запечатать его на Священное Время.

Мое драгоценное яйцо – мой запретный блаженный любимый грех…

Она никогда не забудет о нем, летая по полям. Флора бережно положила яйцо в грубо вылепленную колыбель.

– Через три дня, – прошептала она ему, – я буду держать тебя на руках и кормить.

Бесстрашная после родов, Флора подошла к странным коконам и стала осматривать их. Они напоминали ей большие разукрашенные соты в зале Прибытия трутней, однако эти коконы были гораздо больше и совсем не пахли самцами. На каждом имелось по три или четыре отверстия, расположенных там, где должен быть живот покойниц, и, когда Флора обнюхала их, ее жало запульсировало от легчайшего запаха старого высохшего яда – несмотря на то, что жрицы были давно мертвы. Она забралась на платформу, желая заглянуть в дыру наверху одного из коконов.

Она увидела едва оформившееся лицо молодой Жрицы, умершей еще до рождения. Жрица была бы такой же большой, как сама Королева, и почти такой же прекрасной. Одна из ее рук была поднята и сжимала недоразвитыми когтями частицу воска. Флора слезла с платформы. Ей следовало подумать о живой Жрице. Она тщательно вымылась и как следует сомкнула кончик своего брюшка, а затем выскользнула из укрытия, готовая влиться в жизнь улья.

В темной камере, под невидимыми взглядами мертвых жриц, ее яйцо начало расти.

Флора вышла на самый нижний уровень улья, навстречу студеному воздуху, дующему от взлетной доски, под дробный перестук града по деревянной крыше. Гвардейцы Чертополохи выталкивали ледяные градины, попадавшие в улей, и Флора, как и другие сестры, стала помогать им. У нее было смутное ощущение, словно она очень долго спала и пропустила что-то важное, судя по тому, что домашние пчелы спешили в зал Танцев на собрание.

Из зала доносился запах Премудрых жриц, и Флора прижалась к другим уборщицам в общей сумятице, чтобы под прикрытием их запаха и скрыть любые следы своего яйца. В центре зала Танцев многоголосый хор Премудрых затянул Священное Созвучие, и мощный обертон слился со звуком ливня. После чего жрицы высказали свою молчаливую волю через соты голосом Разума Улья.