– Частоты повыше, видишь? Мы настраиваем их, чтобы обходить эту тоскливую пульсацию, потому что мы лучшие летуны, чем вы. Мы во всем лучшие!

– В самом деле, – сказала Флора искренне. – Вы очень мудрые, раз понимаете это дерево. И если я смогу вернуться домой, то буду рассказать моим сестрам о вашем умении.

– Конечно, сможешь. Я покажу тебе доброту ос. Как твои усики?

Антенны Флоры зудели из-за сильной пульсации сияющего дерева, и она не различала ни запахов, ни сторон света, но все равно подняла их, чтобы показать свой бодрый настрой.

Оса улыбнулась:

– Тогда следуй за мной, и все будет в порядке.

Несмотря на то что чувства Флоры были притуплены, она настроила свои крылья на непривычную частоту осы и полетела за ней. Раз кузина не оставила ее здесь на верную смерть, значит, ей можно доверять.

Когда они пролетали над деревьями, Флора старалась распознать малейшие следы запаха трутней, на случай, если они были здесь на Конгрегации, но ей удалось уловить только следы аромата чужеродного нектара. Они пролетели низко над большой серой дорогой, от которой высоко в воздух поднималось горькое зловоние, а затем – через маленькое поле ржи. Едва знакомый ржаной запах проник в мозг Флоры, ее чувства начали пробуждаться. Бескрайние серо-зеленые поля колыхались вдали, но ни аромата нектара, ни пыльцы не чувствовалось впереди, только тоскливый бесполезный запах волокнистых растений и странный резкий дух земли под ними.

Оса зависла на своих легких крыльях и посмотрела на Флору.

– Ну вот, в той стороне твой фруктовый сад, кузина, как видишь, этим путем ты вернешься с пустыми корзинами, – сказала она со вздохом. – Думаю обо всех вас, бедных кузинах, о ваших цветах, загнивших под дождем, и не представляю, что вам теперь делать.

– Будут новые цветы.

– Не при нашей жизни – разве не видишь, как вздулись семена? Все, кто исповедует разную веру, могут прочесть этот знак. Много раз дома мы говорили, что охотно поделились бы своими избытками с нашими кузинами, ведь у нас есть так много. Как жаль, что Избранный Народ слишком горд для этого. Однако мы, осы, желали бы забыть старинную вражду…

– У вас есть пыльца и мед?..

Оса разразилась смехом:

– Кузина, ты слишком заработалась! У нас есть сахар, он как твердые росинки нектара, но мягкий, как личинки внутри. Слаще меда и крепче этой древесной крови, что вы соскребаете. – Оса сплюнула с отвращением.

– Прополис. Он приносит много пользы.

Флора старалась не рассердиться на нее, понимая, что из этой дружбы можно многое извлечь. Она представляла, как на взлетной доске выгружает экзотическое сокровище для своего улья, заставляя сестер поверить, что это не сказка.

– Называй, как хочешь, кузина. Но ты могла бы накормить весь свой улей, взяв лишь часть того, что у нас есть. Ну, да ладно, здесь я тебя оставлю. Удачного сбора, кузина.

– Подожди! – Флора метнулась за ней. – Ты действительно готова поделиться этим с нами?

Оса чинно взмахнула крыльями и улыбнулась.

* * *

Флора ожидала, что они направятся в сторону вихря запахов, идущего от городка, но вместо этого оса увлекла ее к скоплению серых складов на окраине. Вблизи них ездили туда-сюда машины, изрыгавшие темный дым, и Флора отметила, что их тоже надо будет упомянуть в танце. Ей столько всего придется станцевать – от этой мысли ее охватил удивительный пыл: подумать только, древняя вражда с Веспой может быть окончена – вот уж поистине искупление.

Оса обернулась в полете проверить, летит ли за ней Флора, и приступила к снижению над складскими зданиями. Флора запоминала все, что могла, хотя ее антенны действовали медленно и побаливали. Она никогда еще не видела места, где было бы так мало растительности, и чахлые головки немногих цветов едва могли раскрыться от слабости. Чувствуя приближение пчелы, они из последних сил посылали ей едва ощутимые облачка своего аромата.

– Оставь их, – сказала оса. – Жалкое зрелище…

Но там, где одно растение раскрылось и выдало свой запах, все его соседи тоже встрепенулись. Мольбы и просьбы стали доноситься от каждого цветка из каждой щели бетонного покрытия или кирпичных стен. Цветы молили, чтобы Флора навестила их, они звали ее, они хотели поговорить с ней и почувствовать ее на своих лепестках.

– Я быстро.

Флора упала на испачканную сажей кисть сирени, дрожащую от ее прикосновений. Цветок задышал с благодарностью, чувствуя, как Флора устраивается на нем и запускает язык глубоко в цветочную чашечку. Лепестки покрывала грязная маслянистая пленка, и Флора отряхнулась с отвращением, поднимаясь в воздух. Сирень стыдливо поникла.

– Говорила же я тебе! – пропела оса. – Летим, если хочешь накормить свою семью. Или возвращайся домой пустой.

И она влетела в темный огромный зев склада.

Флора зависла в воздухе снаружи. Она была рада, что сестры из ее улья не видели, как она пробует сорные растения – ведь несмотря на нектар и радушный прием, их не зря так называли: низкорослые, грубые, пребывающие в отчаянии сорняки. Должно быть, пчелам неспроста велели избегать их, хотя Флора не могла понять почему. Ей на ум пришли слова Катехизиса: «…и никогда не может быть полевкой, ибо она лишена вкуса».

Сорняки одурачили ее, и Флора рассердилась на себя за то, что уступила их мольбам. Она громче зажужжала, чтобы заглушить их голоса. Конечно же, пчелы не знали всего – если бы знали, то не валялись бы мертвыми у подножия гудящего дерева в таких количествах, тогда как осы спокойно облетали его. Игнорируя крики сорняков, Флора влетела на склад.

Она оказалась в серой пещере, просторной и темной, и тут же ее антенны восприняли острый пикантный запах, заставивший их задрожать от возбуждения и отвращения.

– Вот, – донесся голос осы откуда-то из темноты, – давай сюда, кузина.

Флора подлетела к ней под трескучие трубки флуоресцентных ламп, свисавших на некотором расстоянии одна от другой с темного выгнутого потолка. Стены состояли из составленных штабелями контейнеров, а внизу, по бетонному полу, медленно двигались огромные машины, передвигавшие контейнеры. Эти машины напомнили Флоре уборщиц, катящих шарики воска трутней, и она отметила эту деталь, чтобы также включить в свой танец, когда вернется.

– Ну же, – поторопила ее оса.

В мерцающем свете Флора увидела, какой молодой она была – заостренное черно-желтое лицо было совершенно гладким. В блестящих черных и плоских, по сравнению с пчелиными, глазах с элегантно сглаженными уголками светилась улыбка. Оса закрутилась в воздухе, и от нее рассеялось облачко муравьиной кислоты. Она разогнала его резким взмахом крыльев.

– Прости мое возбуждение, – прошептала она Флоре. – Лети сюда, попробуй сахар.

Она подлетела к стене и опустилась на неровный выступ, переливчатую каменную мозаику таких кричащих и пылающих оттенков, что никакие лепестки не могли с ними тягаться. Антенны Флоры вздрогнули, уловив отталкивающий запах, но ее язык вытянулся, чтобы узнать новый вкус.