Мерзкий, мерзкий, мерзкий старик! Он бы лучше бантик привязал на верёвочку да кошек дразнил! Ищет мишень для издёвок! Ну, ничего, есть на такой случай инструкция, как не впадать в состояние жертвы.

Во-первых, контролируем мимику. Лицо продолжало улыбаться, и брюнетка прильнула к зеркальной панели, чтобы оценить, не выглядит ли оно заискивающе. Вроде, нормас. Уверенная, энергичная улыбка. Хорошо, что она появилась заранее, будто для себя, будто от души.

Во-вторых, контролируем движения. Плавнее, плавнее. Хватит дёргать головой, ища крошечный объектив. Нечего бояться.

В-третьих, самое сложное – от агрессора надо бежать.

А если необходимо довести до конца важное дело? Это любимый аргумент многоопытных жертв. Не для того они овладевали первыми двумя пунктами, чтобы на последнем самоустраниться.

Дядя Мася спустился и распахнул дверь.

Светящаяся брюнетка вошла со словами:

– Коллега, вы моложе, чем я думала!

Голос старил своего обладателя благодаря нечеловеческим масштабам скуренной махорки – или что там обычно курят эти дядьки с пупырками на худых кадыках, когда налаживают быт в загородных имениях нанимателей?

Назвавшись «дядей из загородного дома», дядя Мася, как Чехов, в двух словах описал целые десятилетия симбиоза с семейством Лотушей, взлёты и падения своего плотницкого мастерства. Представил историю этой фамилии в картинах – на которых присутствовало бы только дерево, будь они реальными иллюстрациями.

Вот высокий стул, чтобы кушать вровень со старшими.

А вот уж и лошадка-палочка.

Детский спортивный уголок.

Маленькая парта с тем удобным множеством выдвижных ящичков, которые так облегчают сокрытие сладостей от взрослых.

Беседка для юной соседки.

Супружеская кровать.

Конюшня и гараж.

Колодец и баня.

Забор и гроб – когда преодолеешь все заборы.

Все заботы на дяде Масе.

У него были не морщины возле глаз, а складки. Загорелое лицо будто стянули нитками, и вид у него от этого был какой-то пиратский. Образ подчёркивали ярко-голубые глаза меж красных век – меж ржавых берегов с белёсыми травинками ресниц.

– Зозуля, значит, – поглаживая подбородок, проговорил он.

Брюнетка растерялась, но вспомнила, что представилась Рузанной, и поправила недалёкого мужичка.

– Я организатор пространства, – также напомнила она. – Помогаю навести порядок по системе Мари Кондо, улучшить фэн-шуй и выбросить лишнее. Поэтому многие просят меня прийти, когда никого нет, чтобы не жалко было расставаться со старыми вещами.

– Да у них нет ничего старого. Вот только картины, но их выбрасывать нельзяя! – погрозил пальцем дядя Мася.

Брюнетку напугал этот тон и этот шишковатый палец, но она поддержала лёгким колокольчиком скрипучий смех, переходящий в грудной кашель.

– А бумажки всякие, старые чеки из магазинов? Они держат наше прошлое, не отпускают жить в будущем.

– Может, и хорошо оно, при таком-то будущем, – сфилософствовал работяга. – Вот ты найдёшь чек на осетрину и вспомнишь, какая она на вкус, радостью преисполнишься – ишь, какой я важный господин, осетринку едывал!

– Ну, Виктору это ни к чему, – состроила кислую рожицу Рузанна. – Ему необходимо расчистить зону денег, усилить циркуляцию ци.

– А мне сказал, новый шкаф ему нужен.

– Шкаф для наград это прекрасно, но сначала…

– Шкаф обыкновенный, кухонный. Кофеварку купили, так хотят, чтобы дверцей её закрывать. Прятать от глаз. Оно и понятно – сердце кровью обливается лишний раз смотреть, во что столько денег вбухано. У них на кухне всё так, за дверцами.

– Там зона славы переходит в зону денег, – попыталась вставить брюнетка, но мужичок сам так вставил, что мало не показалось.

– Да уж! Зона вложения денег! В ненасытную утробу!

Рузанна почувствовала, что дядя Мася сейчас разойдётся, и постаралась успокоить его. В конце концов она, перепрыгивая с темы на тему, незаметно добралась до своей цели – комнаты, которая, учитывая честолюбие Виктора, требовала первостепенного внимания.

– Итак, сектор шунь! – потёрла руки Рузанна. – Поможете мне найти лишнее? Я вижу, вы здесь получше Виктора разбираетесь. Такой хозяйственный мужчина!

Польщённый дядя Мася отёр руки о бока и принялся обшаривать кабинет, вместо гостьи оставляя отпечатки на мебели, которая и без того была сплошь усеяна автографами человека, её сколотившего.

Тонкие пальцы Витторио почти ничего здесь не касались: когда он шёл «поработать над бумагами», он на самом деле уединялся ради просмотра видео, более возбуждающего, чем шедевры на стенах кабинета.

– Накладные на живопИсь, – возвестил мужичок, потрясая стопкой листов формата А4.

– Да вы просто гений, нашли сразу самое важное, – обвила его медовыми словесами брюнетка.

Дядя Мася принялся зачитывать названия, а Рузанна отыскивала соответствующие картины. Она вспомнила посещения расстановок по Хеллингеру и сыпала информацией, почерпнутой там:

– Всё, что входит в систему, хотя бы ненадолго, хотя бы один раз, навсегда остаётся в системе. И если мы храним документы на вещи, которых давно лишились, мы таким образом отказываемся пережить расставание с предметом, мы перекладываем на следующее поколение священную обязанность оплакать потерю.

Она ему разонравилась. Мало что поняв в высокопарном монологе, трудяга понял зато другое – неприятно слушать о плакальщицах и потерях.

Рузанна, напротив, пребывала в приятном удивлении. Она и не знала, что в её голове столь чётко кристаллизовались слова, которые она даже не особо старалась запомнить. Войдя в роль гуру, вещаешь, как гуру, преисполняясь уважения к себе. Благодаря возросшему самоуважению, она говорила с каждой минутой всё смелее.

Внезапно картины на стене кончились. Кончились и документы, не осталось ни одного лишнего. Других бумаг размера А4 в кабинете не было; интуиция подсказывала, что в спальне или гостиной искать их бесполезно.

Спектакль пора сворачивать, но как? Брюнетка, покачивая своими прямыми, с зеркальным блеском волосами, занялась перестановкой мебели в соответствии с Летящими Звёздами.

– А как же пыль? – подмигнул дядя Мася правым веером своих морщин.

Чёрные пряди и так уже давно подметали всё на своём пути, но их обладательница возмутилась:

– Разве здесь нет домработницы?

– Здесь – нет. В кабинет её не пущают.

– Значит, хозяевам так удобнее, когда пыль. Это, в конце концов, олицетворение старины, традиций… Её лучше не трогать.

– По фэн-шую пыль всегда плохо, – твёрдо произнёс мужичок, всего лишь какую-то секунду назад казавшийся чуть пьяненьким, чуть зыбким, беззлобным, безопасным и простым.