Неслась домой пулей, избегая встреч со знакомыми.

Дома было пусто и тихо. Иришку забрал мой папа еще в обед. Мне никуда не нужно было идти. Но моим ногам зачем-то нужно было ходить. Они требовали, чтобы я ходила по квартире, и я покорно нарезала круги. Компьютер – мой враг и соперник; диван – наше супружеское ложе, шкаф с одеждой. Правую сторону в нем занимают пиджаки Игоря, левую – мои платья и костюмы.

Внутри меня, на уровне груди, горело огнем. Голова стала тяжелой, будто туда налили свинца. Вот здесь, в шкафу, еще недавно висела шуба – подарок Игоря. Это он хотел загладить свою вину. Хорошо, что я вернула ее. Интересно, когда это у них все закрутилось? В Турции? Или в Москве?

В голову лезли подробности. Я не хотела этого видеть, но видела. Марину видела без одежды. И Игоря представляла. Его близорукие глаза рядом с ее лицом. Он целует ее…

Меня бил озноб. Я метнулась на кухню. Там в холодильнике у нас стоял пузырек с медицинским спиртом, мы растирали им Иришку при температуре. Я вылила половину в стакан и на глаз разбавила водой. Сколько-то я сумела влить в себя. Постояла, задрав голову, чтобы не вылилось. И пошла в комнату дочери. Опустилась на ковер среди игрушек и какое-то время лежала, глядя в потолок. Свинец из головы потихоньку растекался по всему телу. Мне хотелось плакать, но отчего-то я не могла выдавить из себя ни слезинки. Мои слезы замерзли во мне, как в морозильнике.

Наверное, я так долго пролежала. Серый день за окном перетек в сумерки. Дверной звонок заставил открыть глаза.

«Не пойду», – решила я.

Звонок повторился. Вторая попытка оказалась настырнее первой. А третья заставила меня пошевелиться.

Пришлось выползти в коридор и открыть дверь. На пороге стоял Женя. Он был без шапки. На его взъерошенных волосах искрился снег.

– Господин Эркюль Пуаро! – воскликнула я. – Собственной персоной!

Женя молча смотрел на меня. Я отошла в сторону, пропуская его.

– С чем пожаловали? Открылись новые обстоятельства дела?

– Чаем угостишь? – спросил Женя.

– Конечно! – кивнула я и широким жестом пригласила гостя на кухню. – Будьте как дома. Вы – наш спаситель, Женя. С вашей помощью я узнала о своем муже много нового!

Я шла на кухню, Женя следовал за мной.

– А что уж такого особенного ты узнала о своем муже? – сердито прервал меня Женя. – Выяснилось, что он – не убийца. Только и всего!

– Только и всего! – подхватила я. – Это я и без вас знала! И всем об этом говорила! Я не знала другого – а именно, что мой муж бегает к любовнице у меня под носом! Он всего лишь предал меня!

Женя увидел на столе пузырек со спиртом. Понюхал. Залпом выпил и зажевал черствой коркой.

– «Предал»… – поморщился он, усаживаясь на табуретку. – Слово-то какое…

Теперь мы сидели напротив друг друга в тесной кухне и угрюмо смотрели в стол.

– А ты сама-то, – поднял он голову, – сама-то ни разу не хотела… чужого мужика? Ну вот просто… вот – вдруг?

Я удивленно уставилась на него. На лбу у Жени прорисовалась горькая складка. Наверное, у Игоря когда-нибудь тоже образуется такая.

Добросовестно подумав, я честно ответила:

– Я Игоря любила. Не думала о других!

– Ну, это понятно – любила… И уж сразу – любила! В прошедшем времени! Как будто можно за один день разлюбить. Так и говори: люблю!

– Я его ненавижу! – яростно возразила я. – И его, и ее!

– Да ее-то за что? – устало вздохнул Женя.

Я вдруг увидела, что он устал. Поняла, скольких усилий ему стоило найти факты, послужившие моему мужу бесспорным алиби. И все же у меня не было сочувствия к Жене. Я ненавидела всех мужчин заодно.

– Она – несчастная женщина, – продолжал он. – Муж – наркоман. Много лет она с ним мучилась, в конце концов разошлись. Теперь вот крутится эта Марина, как белка в колесе, тащит на себе ребенка и больную маму. На личную жизнь времени нет. А ведь она молодая, как и ты… Тоже, наверное, любви хочется, ну… не знаю, как там у вас…

– Ах, я должна ей посочувствовать? – изумилась я.

Значит, он и Марину пожалел, этот Женя, как пожалел Лену. Он такой жалостливый по жизни, всех понимает.

Я немедленно влепила ему в лицо все свои соображения на его счет. Женя молча слушал мою речь.

– Ты еще слишком молода, – вздохнул он. – Жизни не знаешь. Не била она тебя. Нельзя мужика казнить за то, что он налево сходил. Ты его постарайся понять. Он устроен иначе, чем ты.

– Мужская солидарность, – усмехнулась я. – Ты зачем пришел? Игоря выгораживать? Адвокат хренов! Ты думаешь, Лену пожалел, ей легче от твоей жалости стало? Или, может, ты кому счастья принес, Робин Гуд? Жене своей счастья принес?

Мне хотелось побольнее его ужалить, хотя в глубине души я понимала, что он-то ни при чем.

– Почему я должна расплачиваться за чью-то неудавшуюся жизнь? – пробормотала я, протискиваясь между Женей и холодильником. Оказавшись в прихожей, остановилась. – Уходи! – крикнула погромче.

Женя не пошевелился.

Тогда я пнула его ботинки. Они стояли рядом с тапочками Игоря, и когда упали, то накрыли собой эти тапочки. Почему-то картина поверженной обуви включила во мне механизм слез. Я вспомнила, как и где покупала мужу эти самые тапочки, какая была погода в тот день, и даже запах попкорна в универмаге всплыл и повис где-то рядом.

Прижавшись спиной к вешалке с одеждой, я смотрела на тапочки и беззвучно ревела.

Женя не удивился, увидев, что я реву. Надел ботинки и попытался отодвинуть меня от вешалки. Но я оказала сопротивление. Спирт сделал меня неадекватной. Я после догадалась, что он всего лишь хотел снять с вешалки свою куртку, но тогда мне хотелось сделать что-нибудь назло. Тогда Женя убрал с моего лица волосы и пальцем вытер слезы. Я хотела сказать, чтобы убирался и все такое, но уже в следующую минуту он целовал меня. Женя трогал губами мои ресницы, брови, щеки. Я стояла в полном оцепенении, напрасно ожидая от себя каких-нибудь действий. Меня будто выключили. Когда губы Жени соединились с моими, мои ладони в ответ непроизвольно легли на его спину. Обнимал он и целовал совсем не так, как это делал Игорь. Но было приятно.

«Остановись, – вяло одернула я себя, но тут же подумала: – Зачем?» Женины руки горели у меня на спине. Они чуть сдвинулись, и в ответ я прильнула к нему всем телом.

Женя вдруг отстранился, посмотрел мне в глаза и сказал:

– Вот так.

Взял свою куртку и ушел. А я осталась в своей прихожей в дурацком заторможенном состоянии, не зная – злиться мне или заливаться краской стыда. Пока я раздумывала, в дверь позвонили. Я была уверена, что вернулся Женя. Но это был папа.

– Света, собирайся, поживете с Ирой у нас, – сказал он, проходя мимо меня в детскую. – Давай сумку, я тебе помогу.