– Да-а-а? А по-моему, пахнет от тебя…

В качестве доказательства я бросил в него банданой. Он понюхал, сморщился, встопорщил усы и поднял на меня свою морду, на которой царило недоумение:

– Зачем ты это носишь?

– Это броня.

– Что?

– Дополнительная защита. У меня не такая толстая шкура, как у вас, вот и приходится надевать броню.

– А она обязательно должна быть такой вонючей?

– Нет, конечно, но другой у меня нет.

– А ты пробовал ее помыть?

– Нет, не успел.

– Я отлучусь ненадолго, Грызю не говори.

– А почему у вас имена похожи, неужели других имен нет?

– Почему нет? Есть! Просто я его первенец. Первенец получает имя отца. И носит его с честью.

Вильнув хвостом, первенец главного крыса исчез в темноте. Я же опять принялся батрачить. Только теперь я не совсем понимаю, на кого я батрачу: на эльфов или на крыс? Странно как-то это все. Необходимые до нормы сто шестьдесят семь кусков я набил за четыре часа. За это время выпало два аметиста, и оба они шли в камни душ. Не мог я их отдать. Потому вкалывал по-прежнему. На исходе восьмого часа опять вырос рудокоп, теперь моя сила уже доросла до семидесяти пунктов. Кажется такой огромной цифрой, вот только есть у меня сомнения, что она покажется не очень большой для местной охраны и меня запросто скрутят в бараний рог, а потом еще и перекрутят для полноты эффекта. К моему сожалению, аметист все равно был пока только один, поэтому я продолжал колотить руду. В середине девятого часа я все же выбил еще один аметист, но решил подолбить жилу еще полчасика. И мне, видимо за усердие, выдали еще один аметист. Все три аметиста на камни душ не годились, так что я мог их смело сдавать. Но зачем сдавать больше нормы? Правильно, незачем. В итоге на завтра у меня осталось двести десять кусков руды и один аметист. Вроде неплохо.

– Грызька?

– Да, Неправильный?

– Мне нужно наверх, я сам отвезу тележку.

– Как знаешь. Да, вот твоя тряпка.

Я посмотрел на свою бандану – вони теперь от нее было только половина единицы, правда, убавился один пункт прочности, но это не беда.

– Грызька, а ты сможешь и остальные мои вещи сделать менее вонючими?

– Конечно, мне тоже не сильно приятно тебя нюхать.

– Вот спасибо! Тогда завтра я отдам тебе все свои вонючие вещи.

– А много их у тебя?

– Штаны, рубаха, перчатки, сапоги, портупея. Итого пять штук.

– Много! Я устану бегать. Дашь мне свое мясо?

– Договорились!

Мяса мне было не жалко, все равно завтра с утра дадут пайку наверху. Не отказываться же мне на виду у всех!

Грызька вел меня к выходу, а я толкал тележку. По дороге разглядывал свои характеристики и размышлял. Ночное зрение стало как-то медленно расти. Выносливость тоже потихоньку замедляется, а сила после получения последних плюс два за рудокопа не прибавила вообще ни одного процентика. Видно, кончилась халява, теперь надо на силу работать запредельными нагрузками или же профессиями ее увеличивать.

Через полчаса я подошел к точке рандеву с Меченым. Он чуть не набросился на меня с кулаками, единственное, что его удержало, – это присутствие охранника.

– Ты, падла, охренел? Я из-за тебя теперь таскаю эту телегу! Ты совсем берега попутал? Все уже десятый сон видят, и только я тут тебя жду! А ты еще, гнида, торчишь незнамо сколько у этих вонючих крыс!

– Крысы не вонючие! – единственное, что я смог ответить на эту тираду.

– Ну да! Где уж им до тебя! Такого говночиста земля еще не знала!

– Хорош орать, вот тележка, тащи!

– Ты совсем охренел? Сам тащи! Мало того, что я ее таскаю, пока тебя нет, так еще должен тащить, когда ты здесь?

Я не стал с ним спорить и решил обратиться к независимому арбитру:

– Что сказал десятник по поводу добычи руды?

– Лесовик добывает руду и обеспечивает доставку до фонарей, а от фонарей тащит Меченый.

– Ну, гнида, я тебе это еще припомню! – ворчал Меченый, толкая тележку и прямо кипя злобой.

– Зачем?

– Что зачем? – растерялся он от неожиданного вопроса.

– Зачем ты копишь в себе злобу? Это вредно сказывается на твоем организме!

– Вот признайся честно, ты – дебил?

– Ну и чего ты обзываешься?

– Тебе не кажется, что твое замечание насчет злобы просто верх идиотизма, особенно после того, как ты меня подставил? Я же теряю свой авторитет! Меня здесь скоро вообще перестанут бояться и уважать.

– Страх и уважение – разные вещи. Они не взаимосвязаны.

– Господи, да откуда же ты такой вылез на мою голову? Я же, по понятиям, не должен работать. Если же я буду работать, то автоматом перейду в разряд «мужиков».

– Так тебе повезло!

– Что за хрень ты говоришь?

– Ну, раньше любой мог тебе сказать: «Ты – не мужик!», а теперь будут говорить: «Ты – мужик!»

– Точно дебил. Скажи, тебя не роняли в детстве головой вниз?

– Нет вроде.

– Наверное, ты просто не знаешь. Не может нормальный человек быть таким блаженным.

– С чего это я вдруг блаженный?

– Не живут сейчас люди так, как это делаешь ты! Не идут против системы, не пытаются поговорить по душам с поверженным врагом, максимум позлорадствуют.

– Тебе просто не встречались хорошие люди! Мой дед говорил, что хороших людей в мире больше, но плохие лучше организованы.

– Может, во времена молодости твоего деда так и было, сейчас же везде человек человеку – волк.

– Дед говорил, что во времена его молодости тоже так говорили, но хороших людей все равно больше.

– Да что ты привязался ко мне со своим дедом!

– Я не привязывался, так размышлял вслух.

– Ну и отвали тогда, размышляй про себя.

– Ладно, тащи в свое удовольствие…

– Гад!

Мы молча шли вверх. Я налегке, Меченый толкал тележку, охранник топал позади. Мне вдруг стало стыдно, наговорил кучу словесной шелухи тому, кто тащит тяжкую ношу, а сам даже не стал помогать. И кто я после этого? Так же молча подошел к тележке и принялся ее толкать вместе с Меченым. Он вначале с недоумением на меня глянул и отстал от тележки, но потом все же догнал, и мы толкали вверх ее уже вместе. Для двоих это был не вес. В принципе это и для одного был не сильный вес, но так мы могли передвигаться вверх, не тратя времени на восстановление запаса сил.

Мы дотолкали тележку до кучи и выгрузили. Система отблагодарила меня за сотрудничество. Меченый ушел в барак, а я лег опять у таблички.