Стейси попыталась представить себе любое другое воздействие, которое могло бы вызвать подобные поражения.

– Сломана специально? – предположила она.

– Я тоже так думаю. – Эксперт кивнул. – И есть еще кое-что, – добавил он, возвращаясь к бумагам на планшете. – У этого человека на теле насчитывается девяносто шесть повреждений на лице, черепе, руках, ногах, торсе и пятой точке.

– Девяносто шесть? – уточнила констебль, проверяя, не ослышалась ли она.

– Некоторым из них, возможно, около двадцати лет, – сказал патологоанатом. – Однажды я обследовал бойца, участвовавшего в боях без правил; так вот, у него повреждений было меньше.

– Откуда же тогда все они? – спросил Доусон в ужасе.

– Предполагаю, что этого мужчину регулярно и систематически избивали в течение длительного времени.

– Бедняга, – выдохнула Стейси, покачивая головой. Как можно так обращаться с живым человеком?

Неожиданно у нее перед глазами встала картина, на которой мужчина, запуганный до последней степени, пытается закрыться от ударов. Каждый удар и пинок унижают его все больше, втаптывая его душу в грязь и лишая его воли сопротивляться…

– Китс, – лицо сержанта было хмурым, – правильно ли я понимаю, что наш приятель не мог самостоятельно добраться до берега канала?

– Абсолютно правильно.

Стейси встретилась взглядом с Доусоном, и ее охватил первобытный ужас.

Не убив сразу, жертву притащили на берег канала и оставили умирать.

– Как же я, черт побери, ненавижу это место, – сказал Брайант, когда они въехали в Холлитри. – Здесь умирают все надежды.

Ким, молча согласившись с ним, постаралась не смотреть на серые лица людей, мимо которых они проезжали. Лицо каждого было зеркалом, в котором отражались отчаяние, подозрительность, подавляемая ярость и безнадежность. У нее всегда было впечатление, что люди в Холлитри прекратили сопротивление. Они воспринимали окружающее таким, какое оно есть. И не было никаких попыток вырваться, амбиций что-то улучшить, энергии или желания.

Инспектор хорошо понимала, почему Брайант впал в депрессию. Из-за этого расследования им слишком часто в последнее время приходится появляться в Холлитри.

Сержант остановил машину у огороженной помойки, которая располагалась сбоку от ряда дуплексов[38]. Ким постаралась не вдыхать вонь, исходившую от мусорных баков, крышки которых не закрывались от переполнявшего их мусора.

– В самом конце, на первом этаже, – сказал Брайант.

Стоун подошла к двери и покачала головой, увидев фанеру там, где во входной двери должно было быть стекло. Она услышала взрыв хохота, доносившийся из окна кухни, и голос мужчины, прокричавшего что-то невнятное, направляясь к входной двери. Та распахнулась. За ней оказался бугай в шортах и майке, которая не доходила до пояса шорт, оставляя открытым жирный живот молочно-белого цвета.

– Чего надо? – спросил он, сжимая в пальцах коротенький окурок самокрутки.

– Мистер Годдард? – спросила инспектор, хотя и понимала, что это не он.

Мужчина загоготал и указательным пальцем вытер себе под носом.

– Ни фига подобного. Я Кен, а вы?

– А мы из полиции, – сказал Брайант, показывая свой знак.

Ким засунула руки глубоко в карманы. Она не пожмет ему руку, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.

– Мы можем поговорить с Маргарет?

Из кухни раздался еще один взрыв хохота.

– Мэгги, подь сюды! – крикнул мужчина.

Появившаяся женщина была худа как щепка и имела болезненный вид. Улыбка моментально исчезла у нее из глаз.

– Чего вам надо?

– Поговорить с вами, если у вас найдется минутка. – Брайант старался говорить приятным голосом, понимая, что эта женщина им нужна.

Та мотнула головой в глубь дома и отступила на шаг.

Лестница на второй этаж начиналась почти сразу же за дверью темного и неосвещенного холла. Маргарет Годдард прошла на кухню, которая располагалась за первой дверью по правой стене.

Кен занял место в самом дальнем углу крохотной комнаты, захватив со стола банку сидра. На столе для двоих, располагавшемся сразу за дверью, стояло еще несколько упаковок по шесть банок в каждой и пара бутылок крепкого, которые явно только что достали.

– Прошу прощения, если мы помешали вашей вечеринке, – произнесла Ким.

Брайант бросил на нее предостерегающий взгляд. Дочь женщины была мертва всего две недели.

Кен широко улыбнулся.

– У нас сегодня день пособия, – весело объяснил он.

Ким постаралась не показать свое раздражение. Эти двое были ходячими стереотипами для документального сериала на пятом канале под названием «Пособия в Британии», который она видела. И в то же время Стоун знала, что многие семьи действительно используют пособия по назначению.

– Мы здесь по поводу Лорен, – пояснил Брайант, присаживаясь.

Стоун осталась стоять в дверях.

– И что по поводу Лорен? – с подозрением спросила Мэгги.

– По поводу ее смерти, – мягко пояснил сержант.

– И что по поводу ее смерти? – Женщина сморщила нос.

Ким не заметила ни непроизвольного глотательного движения, ни эмоций, которые заставили бы ее покраснеть.

– Нам кажется, что есть несколько вопросов, на которые необходимо ответить, – продолжил сержант, хотя в его голосе уже не чувствовалось ноток сочувствия горю женщины.

– Какие же? Она шагнула с крыши. Все просто.

Ким не была уверена, что видела в своей жизни мать, которая была бы настолько равнодушна, говоря о столь недавней смерти.

– Ее похоронили неделю назад. Почему вы тогда не задавали свои вопросы?

– В деле появились новые обстоятельства, – пояснил Брайант.

– Вы имеете в виду эту говнюшку, которую убили…

– Ее звали Келли Роу, – резко поправил Брайант.

Женщина пожала плечами, не обращая внимания на изменившийся тон сержанта. Она вытянула правую руку в сторону Кена, и тот, как будто знал, что хочет Мэгги, сунул ей в руку пачку сигарет и дешевую зажигалку.

– И как это связано с Лорен?

– Своевременность ее смерти, если принять во внимание последние…

– Все равно ничего не понимаю… хотя… погодите-ка! Вы думаете, что это было не самоубийство? Вы думаете, что ее убили?

Наконец-то ее глаза расширились.

Брайант не стал ни подтверждать, ни отрицать этого.