Такой объект «на ура» не возьмешь. Тем более, в одиночку. Но и отдать им Генриха без боя Натали не могла. Просто не хотела. Оставалась вероятность того, что к ночи мореманы угомонятся и в большинстве своем разъедутся по домам. Тогда можно будет достать из багажника «скрипочку» и…

«Отыметь господ контрразведчиков …! Впрочем, – вспомнила она, пристраивая «Кокер» между двумя припаркованными автомобилями метрах в двухстах от ворот особнячка, – у них там еще и дамочка затесалась, но мы ради равенства полов исключения для Ляши делать не станем! Уравняем, так сказать, капитан-лейтенанта Станиславскую в правах».

С того места, где она пристроила свой автомобиль, особняк почти не просматривался. Его закрывали густо разросшиеся деревья. Видела Натали одну лишь каменную стену, отделявшую участок «дачки» от тротуара в Вяземском переулке, да железные механические ворота, закрывавшие въезд на охраняемую территорию. А то, что территория охраняется, Натали поняла уже через пару минут. Во-первых, она рассмотрела, что поверх стены на стальных кронштейнах подвешена спираль Бруно. А во-вторых, вспомнила, что видела в проеме ворот собаку на поводке. Восточноевропейскую овчарку, для точности. Так что остальное можно и домыслить.

«Эх, – подумала, балансируя на грани отчаяния, – еще бы хоть пару рук с винтовкой, и можно было бы…»

Ее отвлек стук в стекло. Тихий, аккуратный, можно сказать, вежливый. Справа от «Кокера», между машинами, прятался человек: молодой мужчина в кепке и куртке из пальтовой ткани. Он смотрел на Натали, подняв перед собой обе руки. Демонстрировал, так сказать, добрые намерения.

Стараясь не делать резких движений, Натали достала пистолет и сняла его с предохранителя. Мужчина следил за ней глазами, но не двигался.

– Отлично! – Натали бросила быстрые взгляды в зеркало заднего вида и по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. – Открываю!

Она нагнулась вперед и, не выпуская мужчину из поля зрения, приоткрыла окно. Совсем немного. Только чтобы можно было говорить.

– Я вас слушаю.

– Наталья Викторовна, – успокаивающе улыбнулся мужчина, – если вы приехали выручать Генриха Романовича, вы в этом не одиноки.

По-русски он говорил скверно, с сильным скандинавским акцентом, но сказать, кто он таков, Натали, пожалуй, не взялась бы. Мало ли на севере Европы блондинов? Их и на юге полно!

– Кто вы? – спросила Натали.

– Лейтенант Густафссон, сударыня, – чуть поклонился мужчина. – Вторая тактическая группа.

– Чья группа?

– «Цюрихские шершни», сударыня. Мы не здешние, мы командира прикрываем.

– И много вас?

– Некорректный вопрос, – вежливо улыбнулся лейтенант Густафссон. – Пойдете с нами или со стороны посмотрите?

– Атакуете?

– Непременно.

– Как скоро?

– Да, вот прямо сейчас! – пожал плечами мужчина. – Договорюсь с вами о взаимодействии и начнем. Чего тянуть?

– У них там человек десять.

– Не менее пятнадцати.

– И вы?..

– И мы, – кивнул он в ответ.

– Ладно, тогда я с вами.

И в самом деле, чего тянуть? Был бы Густафссон агентом контрразведки, они уже минуты две как совсем по-другому беседовали бы. А так, что ж! Даже любопытно, чего стоят все эти «серые гуси» в реальном деле!

* * *

Скорее всего, налет осуществили люди из контрразведки флота. Генрих понял это по нескольким репликам оперативников и мелькнувшему за стеклом одной из ожидавших на улице машин знакомому лицу. Ольга Берг, и в самом деле, оказалась хорошей притворщицей, но все остальные в ее «балагане» актерствовали из рук вон плохо. Они даже не попытались украсить дело какими-нибудь – пусть даже самыми неказистыми – атрибутами законности. Действовали напористо, грубо. Эффективно, но по-бандитски, со всеми вытекающими из этого обстоятельства следствиями, главное из которых – спешка. Морячки торопились. Возможно, и даже, скорее всего, они опасались ответной реакции «соседей». МВД, например, или Корпуса жандармов. Однако – и это главное – они решились на захват самого Карварского. Человека, облеченного немалой властью, да к тому же имеющего статус министра. Означать это могло одно. Флотские играют ва-банк. Отступать им некуда, и действовать они будут соответственно.

«Скверно! – получалось, что Людвигу, оставшемуся теперь «старшим по команде», придется принимать непростые решения, в том числе и политические. Самостоятельно. – Но каковы морячки! И где, черт возьми, носит мою Наталью?!»

Сопротивляться не имело смысла. Генрих позволил себя обыскать, выражая возмущение ровным голосом – для протокола – и только по-немецки. Вышел из дома, окруженный настороженно зыркающими по сторонам оперативниками, сел в машину с задернутыми шторками на окнах, устроился поудобнее между двумя крупного сложения охранниками и закрыл глаза. Ему было чем заняться на пути в «узилище». Следовало обдумать кое-какие факты и обстоятельства. Осмыслить их в контексте других фактов и обстоятельств, понять, принять решение. А тут, благодаря флотской контрразведке, и досуг очень кстати образовался. Сиди себе в теплом салоне автомобиля, дремли, думай. Этим он и занимался, так что время поездки не пропало даром и прошло быстро. Генрих и не заметил, как исчез в потоке прошлого целый час жизни.

– Итак? – спросил он по-немецки, оказавшись в комнате для допросов. Его не били пока. Не связали, хотя и сковали руки наручниками. Посадили на привинченный к полу табурет, поставив за спиной крепкого парня, следить за телодвижениями, и все, собственно.

Просторная комната без окон, но зато с зеркалом в боковой стене. Табурет, стол у противоположной стены, два стула. За столом двое: мужчина и женщина.

– Итак?

– Ваше имя, звание, гражданство? – вопросы задает Ольга. По-русски. Мужчина смотрит на Генриха и до времени молчит.

– Baryshnia, я не понимаю по-русски!

– Ваше имя, звание, гражданство? – на этот раз по-немецки спрашивает Ольга.

– Вы не представились, барышня! – Генрих знал, его люди не спят, но пока Людвиг свяжется с Бекмуратовым или еще с кем-то из контрагентов, здесь, в секретном подразделении флота, могли произойти весьма драматические изменения. Все вплоть до убийства, а посему имело смысл тянуть время, но не обострять. Опыт – а он, как говорил поэт[27], сын ошибок трудных – подсказывал, что, начав применять силу, некоторые вполне вменяемые с виду люди очень скоро находят себя лицом к лицу с окровавленным трупом. Запытать человека легко, добиться, чтобы он говорил правду, – трудно. И нет ничего удивительного в том, что люди сплошь и рядом выбирают самые простые решения.

«Тупицы и лентяи!»

– Если я представлюсь по всей форме, у вас останется один путь – официальное делопроизводство. А оно грозит вам, Генрих Романович, большими неприятностями, – заговорил мужчина. По-немецки он изъяснялся сносно, но по всему выходило – работает не на германском направлении.