Джин молчала.

– Так, может быть, вы все же объясните? – не сдавалась я.

– А вы спрашивали об этом у Пола?

Я призналась, что не спрашивала.

– Знаете, – в голосе Джин послышалось облегчение, – я поступлю неправильно, если раскрою весьма… личную информацию, которой мужчина не поделился даже с собственной женой, но если вам неловко разговаривать с Полом, то в нашей редакции есть копия вчерашней газеты, так что в любое время можете приехать и почитать.

Я ничего не ответила, а вместо этого спросила:

– А почему вы не возле нашего дома? И почему нет других репортеров? Вчера представители прессы обложили нас со всех сторон, а сегодня все куда-то подевались.

Джин рассмеялась.

– Вчера вечером стало известно, что в Йонкерсе полиция накрыла банду наркоторговцев. Так что теперь все там. Я тоже поеду, только чуть позже.

– О… – Я не знала, что сказать. – Пожалуй, для нас это хорошо.

В этот момент расплакался Пи Джей, и я закончился разговор.

Пол вернулся около полудня. Я как раз освобождала кухонные полки от продуктов.

– И что мне со всем этим делать? – спросила я. – Думаю, банки можно пока оставить в отличие от муки, сахара, печенья и круп.

Пол покачал головой.

– Просто выброси все. Это уже никому не нужно.

Я с минуту смотрела на мужа. Мне отчаянно хотелось рассказать ему о просьбе Руби, показать альбом с фотографиями и вместе узнать, что за тайны он хранит. Хотелось рассказать о звонке Джин и заставить его признаться, если он действительно что-то скрывает. Мне хотелось избавиться от тайн и недомолвок, чтобы развеять витающую над Стоункиллом зловещую атмосферу недосказанности и двигаться дальше.

Однако интуиция подсказывала, что это не слишком хорошая идея, хотя мне и не нравилось, что у нас с Полом появились друг от друга какие-то секреты.

Чего я действительно хотела, так это вернуться к прежней жизни, где были только я, Пол и малыш. К жизни, в которой остальных Глассов не существовало.

Пол показал мне билеты, аккуратно уложенные в конверт с ярко-красным логотипом авиакомпании «Нортвест эйрлайнс».

– Мы улетаем во вторник. На понедельник билетов не было. Помоги Руби собрать вещи.

Я провела пальцами по конверту, словно там лежал пропуск участника состязаний лозунгов и рифмовок, которые так обожала моя мать, не терявшая надежды стать очередной обладательницей приза в тысячу долларов.

Я постучала в дверь.

– Руби? Можно войти?

Сначала мне никто не ответил, а потом раздалось приглушенное «да», и я вошла в комнату.

Мое внимание привлекло большое створное окно, из которого открывался вид на лес. Сквозь листья раскидистого клена, растущего недалеко от дома, пробивались солнечные лучи.

Я перевела взгляд на книжную полку, заставленную книгами, которые и сама читала несколько лет назад, учась в старших классах школы. «Алая буква», «Гордость и предубеждение», «Большие надежды». Я улыбнулась, подумав о мисс Уэллс, диктующей список обязательной литературы. Однако рядом с классическими произведениями я увидела и более современные, которые ученикам не только не рекомендовали, но и, возможно, даже запрещали читать: «Лолита», «451° по Фаренгейту», «Гроздья гнева». Во всяком случае, так было, когда я училась в школе.

Руби лежала на кровати с книгой «Убить пересмешника» в руках, уставившись на меня невидящим взглядом.

Я сказала ей о билетах на самолет и необходимости собрать вещи.

– Можешь взять с собой некоторые из этих книг, если хочешь, – кивнула я на книжную полку и улыбнулась в надежде показаться по-матерински великодушной и доброй. – Думаю, неплохо, когда под рукой есть любимые романы. У моих родителей очень богатая библиотека, а вот в коттедже, где мы живем с дядей Полом, для книг, к сожалению, нет места. Но ты сможешь брать книги у моих родителей.

– Хорошо. Начну собираться, как только дочитаю главу, – ответила Руби и возобновила чтение.

– Если тебе нужна помощь или совет, что лучше взять…

– Я все поняла, тетя Энджи, – перебила меня Руби и снова уткнулась в книгу, почти касаясь страниц своим большим круглым носом.

Я кивнула и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

1949–1950 годы

Утром после ужасного происшествия Силья проснулась с чувством благодарности за то, что находится дома, в безопасности. Кто знает, что случилось бы с ней и Руби, если бы не помощь Дэвида.

Утренние газеты наводнили статьи о потасовке на поляне и фотографии окровавленных и раненых людей. Одного человека даже пырнули ножом, хотя не говорилось конкретно, на чьей стороне была жертва, а на чьей – нападающий. На холме рядом с поляной был обнаружен пылающий крест, однако полиция так и не выяснила, кто его поджег.

Услышав признание Сильи и прочитав газеты, Генри пришел в ужас, но его гнев был направлен не на протестующих и даже не на организаторов концерта, а на Силью.

– Как ты могла взять нашу дочь на подобное мероприятие? – скептически спросил он. – Горящие кресты. Разбитые машины. Ни одному ребенку там не место!

Силья старалась сохранять спокойствие, хотя ее ошеломили несправедливые обвинения Генри.

– Ты же сам дал согласие на то, чтобы мы туда поехали, – возразила она. – Или ты об этом забыл?

Генри ничего не ответил. Вместо этого он пересек кухню и взял с полки телефонную книгу.

– Надеюсь, мне удастся найти водителя эвакуатора, который согласится поработать в воскресенье, – проворчал он, зло перелистывая страницы. – Это был последний раз, когда ты брала мой пикап.

– Прекрасно. – Силья сложила руки на груди. – Я вполне могу купить собственную машину. Так что мне больше не нужен твой убогий грузовик.

С тех пор как они переехали в Стоункилл, все внимание Генри было поглощено домом, и он редко выходил из себя в присутствии жены. Но Силья была вынуждена признать, что в последнее время это происходило все чаще, и вспомнила, как на прошлой неделе муж тоже вспылил из-за того, что она не заперла заднюю калитку и в мусорный бак забрались еноты.

Впрочем, напомнила она себе, все могло быть гораздо хуже. Во всяком случае, Генри не кричал и не ругался на нее ежедневно, как поступали некоторые из соседей.

В тот же день после полудня пикап отбуксировали в мастерскую Стоункилла, и Генри вернулся домой в хорошем настроении.

– Ну и зрелище открылось мне там, на поляне, – присвистнул он. – По меньшей мере две дюжины автомобилей находилось в гораздо худшем состоянии, чем мой пикап. Должно быть, люди Робсона были настроены очень враждебно, а иначе с чего так разбушевались те, кто находился за пределами поляны? Судя по всему, это была мирная демонстрация. – Он нахмурился и посмотрел на Силью. – Эти коммунисты так и стараются раззадорить людей без особой на то причины. С чего они решили устроить концерт в Пикскилле, а не в Нью-Йорке?