Нечеловеческим усилием воли заставляю себя отступить от неё и посмотреть ей в глаза.

— Мне жаль... — заставляю себя говорить. — Мне трудно устоять перед тобой, но пришло время подумать о реальности. Мы с тобой не можем быть вместе.

— Но почему?

Как бы мне помягче объяснить ей это?

— Я не могу изменить себя... А ты не сможешь быть счастливой рядом со мной. Ты...

— Но я уже счастлива! — перебивает меня девушка.

Во мне поднимается злость и раздражение за всю эту ситуацию, в которую мы угодили по злой насмешке судьбы.

— Ты будешь счастлива сегодня вечером, когда я уеду? А завтра и послезавтра?! — рявкаю я.

В глазах Арабелль отражается понимание.

— Я знаю, что ты исцеляешь людей. Я могу принять это, — сквозь слезы шепчет она.

— Да?! А как же насчёт того, когда я прихожу домой, истекая кровью?!

Арабелль вздрагивает, а я продолжаю.

— Или, когда я настолько слаб, что не могу вернуться домой и вынужден искать место, чтобы спрятаться и хоть немного набраться сил, прежде чем смогу взобраться на мотоцикл? Однажды я целый день провёл, забившись под бревно, залечивая огнестрельное ранение...

Арабелль побледнев, смахнула ладонью слезы со своих щёк.

— А когда произошло возгорание на старой бензоколонке и пострадало несколько человек, я провёл ночь, лёжа в дренажной трубе, потому что ожоги третьей степени покрывали большую половину моего тела. А потом...

— Прекрати! — вскрикнула Арабелль и, закрыв глаза, потёрла виски. — Я поняла... Я всё поняла...

— Надеюсь, так оно и есть, — обречённо выдыхаю.

— Я поняла... Поняла... Поняла... — хрипит она, смаргивая слезы, и бросается к выходу из кабинета.

Я слышу, как захлопывается дверь её комнаты и тихий плач.

Не могу его слышать!

Не могу!

Не могу!!!

Поэтому сбегаю по лестнице и, схватив куртку, бросаюсь на улицу.

Уже темно и значит пришло моё время окунуться в мир физической боли, людской злости и глупости.

***

Арабелль

Сидя на кровати, слышу рёв мотоцикла Таддеуса и новые слезы опаляют глаза.

Таддеус прав.

Во всем.

Я никогда не буду по-настоящему счастлива видеть, как он каждое утро возвращается домой с тяжёлыми травмами. Каждый раз, когда я видела его таким, моё сердце разрывалось от боли. И будет только хуже.

Страх и беспокойство, которые я испытывала и испытываю сейчас, зная, что он где-то один, слишком сильны для меня. А уж от того, в каком состоянии он вернётся и вернётся ли вообще, кровь стынет.

Таддеус понял, что я не смогу с этим справиться.

Смахнув слезы, пытаюсь улыбнуться. Сегодня после ужина, я хотела сказать ему, что люблю его.

Вместо этого... Я одна в своей комнате, а он вновь ушёл.

Сердце до боли сжимается при мысли о том, что он где-то один и возможно ранен настолько, что не может вернуться домой.

Глубоко вдохнув, я, наконец, принимаю то, что Таддеус знал все это время....

Между нами ничего не может быть.

Вот почему он вообще не хотел, чтобы должность домработницы занимала молодая девушка.

Вот почему он испугался, когда мы поцеловались.

Но я была слишком слепа, чтобы увидеть это. Я глупо надеялась, что Таддеус оставит целительство позади. Что притворится, будто это не то, что он должен был делать. Что мы могли бы проводить время, катаясь на мотоцикле, танцуя вечерами в бальном зале и наслаждаясь поцелуями при луне.

Но это всего лишь фантазии.

Вот и всё.

Мне нужно отпустить их.

Отпустить его.

Ведь Таддеус никогда не изменится.

А я... Я не смогу жить с ним таким, какой он есть.

И дело даже не в чудовище, живущем в нем… И не в уродливых шрамах...

Всё, что меня волновало и волнует до сих пор – это он. 

Таддеус

Около полуночи возвращаюсь домой. Рука обмотана бинтом. Наткнулся на пьяного байкера, который упал с мотоцикла и содрал кожу на руке. Конечно я не мог проехать мимо и не исцелить его. Рука болит, но ничего критичного, к утру рана затянется.

Думаю, Арабелль будет довольна.

Ложусь на кровать и прислушиваюсь к её размеренному ровному дыханию за стенкой. Если она и слышала, как я вернулся домой, то никак на это не отреагировала. Оно и к лучшему. Мне не нужно, чтобы она испытывала эмоциональные американские горки.

После нескольких попыток уснуть, сдаюсь. Встаю и иду в кабинет. Раз уж не могу уснуть, то может смогу провести время с пользой и займусь поиском квартиры для Арабелль. Не найдя ничего подходящего, продолжаю собирать головоломку и отвлекаюсь от неё только когда Арабелль входит в кухню.

— Доброе утро, — киваю ей.

— Доброе, — она улыбается мне, но улыбка не затрагивает её глаз.

Знаю, что она расстроена, но ничего не могу с этим поделать.

— Я приготовил фруктовый салат и в холодильнике есть свежий йогурт.

— Спасибо, — девушка накладывает салат в тарелку и идёт к холодильнику.

Проходя мимо, на секунду бросает взгляд на мою забинтованную руку, но ничего не говорит. Так же молча, достаёт йогурт и садится за стол.

Я же пристраиваю ещё один кусочек головоломки в общую картину и рассматриваю её. Мы с Арабелль понемногу уже почти полностью собрали её. Осталось совсем чуть-чуть. День, может быть два работы.

— Я нашёл тебе машину, — заявляю, не смотря на Арабелль.

— О, нет. Ты не будешь покупать мне машину.

— Уже купил.

Арабелль стискивает руки в кулачки.

— Понимаю, — цедит она сквозь зубы.

— Машину пригонят сюда примерно через час.

От злости щеки Арабелль вспыхивают алым цветом.

— Полагаю эта спешка, потому что ты хочешь, чтобы я убралась отсюда к обеду?

— Конечно, нет. Я ещё не нашёл для тебя квартиру.

Смерив меня «убийственным» взглядом, Арабелль взяла тарелку и вышла из кухни.

Я же, посмотрев ей в след, вздохнул. Ничего не поделаешь. Арабелль здесь не место.

***

Я работаю над головоломкой ещё с час, прежде чем Арабелль возвращается и садится рядом со мной.

— Извини, что я себя так повела. Просто очень расстроилась. Знаю, что ты пытаешься помочь мне.