Голова шла кругом, но идеи не появлялись. Оставалось только провести опыт. Искусник попытался расслабиться и сосредоточиться, даже стал тихонько предлагать себе «Открыть душу и впустить в себя Суть Мира». Но ничего не происходило. Впрочем, старик и сам чувствовал, что расслабиться должным образом не получается – слишком большой сумбур в голове. Големщик прекратил попытки, настраиваясь на длительные медитации, чтобы успокоиться и сосредоточиться, но вспомнил, что в первый раз ему помогла расслабиться химера.

Сейчас все животные спали, но это не было весомым аргументом для искусника. Поэтому он слез с телеги и как был, босиком пошел к сбившимся в кучу мохнатым холмикам. Выискивать среди них Бульку не было никакого желания. На будущее Толлеус дал себе зарок повесить на нее отличную от других метку, а сейчас он выбрал первое попавшееся животное и бесцеремонно навалился на него. Мохнатка спросонья удивленно хрюкнула, но возражать не стала. Она совсем по-человечески вздохнула и закрыла желтые печальные глаза, снова задремав. Только старик уже ощутил теплую волну умиротворения, которая ему была нужна. Призывать «Суть Мира» не пришлось – Черная Пустота сейчас же пришла сама.

Теперь, уже немного понимая, что к чему, можно было, не торопясь, заняться исследованиями.

– А не боишься? – подозрительно спросило Альтер-эго, когда старик направился к «двери». Задержавшись на мгновение, он лишь коротко мотнул головой. Снаружи было без изменений: метки, исходящие широкими шлейфами образов. Только сейчас почему-то этих «дымков» было значительно меньше. Присмотревшись к ним хорошенько, старик увидел, что их на самом деле очень-очень много, просто некоторые совсем тоненькие, иных из-за прозрачности вообще почти не видно. В глаза бросаются лишь самые широкие и яркие. Каждое слегка двигалось, извиваясь, словно водоросли на течении, и заканчивались… Нет – они не заканчивались, а вели куда-то. Те, что не убегали за пределы видимости, обязательно упирались в другую метку. Что происходит там, за горизонтом, можно было только предполагать. Иные «дымки», точно ручейки, сливались с другими в более мощный поток. Что это означает, еще только предстояло разобраться.

Чем больше старик смотрел, тем яснее ему раскрывались некоторые нюансы. Как ни крути, но даже у прозрачных шлейфов были оттенки, а еще разная скорость и поведение. Вырисовывалась пока что непонятная система. Зрение как будто само подстраивалось под видение этих особенностей. Если не акцентировать внимания, то почти ничего не видно, а если всмотреться, то доступно для восприятия становится значительно больше. В принципе, это напоминало аурное зрение, но понимания это не добавляло.

Когда Толлеус пересекал такой поток, на краткий миг можно было заглянуть в него, выхватить чужой образ, слово, мысль. Не так, когда бог насылает Искушение, а как если бы он сам стал богом и мог влезть людям в головы. Это было удивительно!

Настал черед изучить свою собственную метку. Из нее, если хорошенько присмотреться, во все стороны также «курились дымки». А еще можно было понаблюдать за своим телом со стороны. Правда, зачем Тайнус это делал – не понятно.

Как понял старик, Черная Пустота – отдельный мир, живущий по своим законам. Искусник чувствовал, что самое его присутствие чуждо окружающему, лишенному постоянной формы и мысли. Имел ли он право здесь находиться? Рискует ли чем-нибудь? Пожалуй, для начала данных слишком много, чтобы сразу переварить их. Пора возвращаться.

– Нагулялся? – сварливо встретил его двойник в пузыре. Он, похоже, совершенно не стремился познать что-то новое. Толлеус не видел смысла вступать в беседу с самим собой – этого его и так хватало в жизни. Поэтому он даже не обернулся, а сразу же перенесся в свое бренное тело. Благо, достаточно было лишь пожелать. А когда вернулся, сейчас же уснул – прямо посреди своего стада, даже не вспомнив про защиту от вселения.

Карета вздрогнула и пришла в движение. Беллус: кордосская часть осталась за спиной, он снова в Оробосе. Прикрыв глаза, сыщик чуть слышно вздохнул. Надежды на то, что его, наконец, перестанут гонять по всему свету, точно мальчика на побегушках, растаяли неделю назад, когда с ним связался Мелус и «обрадовал» новым заданием. Впрочем, Тристис не стал перечить – он был согласен с доводами, которые озвучил куратор. Дело в том, что после освобождения задержанного прямо из его – Тристиса кареты другим бывшим пленником, кое у кого, вспомнившего достижения Имагена на службе имперского сыска, появилось желание сделать его козлом отпущения. В общем, было крайне желательно на какое-то время исчезнуть куда-нибудь подальше из Терсуса.

Новое задание – явное понижение в табели о рангах. Вдобавок теперь Тристис не самый главный, как было в маленькой экспедиции до этого. Однако он прекрасно понимал, что это далеко не худщий возможный сценарий. И шансы на реабилитацию есть вполне конкретные. Вот только придется потрястись в карете какое-то время… месяца три-четыре, если точнее. Вот такое задание – просто сидеть с утра до вечера и любоваться проплывающим за окном пейзажем. И все это ради одной-единственной встречи, придуманной (вот ирония!) им самим.

Вернувшись из Широтона, Тористис озвучил мысль, что неплохо бы реабилитировать бывшего настройщика манонасосов гражданина Толлеуса, первого и единственного кордосского чемпиона Турнира големов по совместительству. К этой идее прислушались, с ней согласились. Точнее сказать, идею еще не утвердили в качестве государственного распоряжения, но некоторые заинтересованные люди, близкие к императору, дали понять, что такой вариант не исключается. Сперва требовалось беглого искусника вернуть на родину и прояснить некоторые спорные моменты.

И для этой мелкой работенки отправили не рядового сотрудника Палаты Защиты Империи, а целого Уполномоченного Императора по Особым Расследованиям. Очень показательная параллель. Причем если первого можно было отправить из ближайшего города, то упомянутого уполномоченного пришлось отправлять чуть ли не с другого конца света, если говорить образно.

В довершение унижения Тристис отправился в путь не в сопровождении профессора Искусства, подчиненного ему, а при магистре Искусства, который Тристиса всего лишь сопровождал, выполняя свои собственные неизвестные Имагену приказы и вдобавок имея право наложить вето на любое решение сыщика. Вот так!

И был этот магистр Искусства не умудреным опытом и науками старцем, а молодой женщиной со вздорным характером и хищным взглядом.

Она присоединилась к экспедиции только что. (Правильнее говорить «делегации», но это если официально. Любой вояж кордосца в Оробос – экспедиция на опасную территорию.)

Открыв глаза, Тристис полюбовался на сидящую напротив него красавицу: голубые глаза, пшеничного цвета толстая коса лежит на высокой груди, ангельское личико. Можно подумать, что это олицетворение наивности и невинности – настоящий подарок для него, чтобы скрасить тяготы долгого путешествия. Хороша, слов нет! И он еще не стар, чтобы равнодушно относиться к женским прелестям. Звание магистра Искусства первой ступени совершенно не вяжется с такой внешностью – слишком молода. И посоха не видать – можно подумать, тут какая-то ошибка.