и многие его коллеги могли ему в этом позавидовать. Сартр позже напишет, говоря о недостатке любви в детстве у Флобера, что, когда любовь «присутствует, тесто духа поднимается, когда отсутствует — опускается». Детство Мерло-Понти было веселым и активным. И все же оно было труднее, чем ему хотелось бы: в 1913 году он потерял отца из-за болезни печени, поэтому они вместе с братом и сестрой росли с одной матерью. Если у де Бовуар были напряженные отношения с матерью, то Мерло-Понти привязанность к матери сохранил.

Все, кто знал Мерло-Понти, чувствовали его ауру благополучия. Симону де Бовуар это поначалу согревало. Она ждала человека, которым можно было бы восхищаться, и этот, кажется, подходил. Она ненадолго задумалась о том, что он может стать ее парнем. Но его непринужденность настораживала де Бовуар с ее боевым характером. Она отметила его недостаток: «он не жестокий, а Царство Божье — для жестоких людей». Мерло-Понти стремился быть обходительным со всеми. «Я чувствую, что я совсем другая!» — кричала она. Симона была человеком строгих суждений, в то время как Морис в любой ситуации видел несколько сторон. Он ценил в людях разнообразие, в то время как она в юности была убеждена, что человечество состоит из «небольшой группы избранных в огромной массе недостойных внимания».

Что действительно раздражало де Бовуар, так это то, что Мерло-Понти казался «прекрасно приспособленным к своему классу и его образу жизни и спокойно принимал буржуазное общество». Иногда она выговаривала ему за глупость и двуличие буржуазной морали, но он спокойно возражал. Морис «прекрасно ладил с матерью и сестрой и не разделял моего ужаса перед семейной жизнью», — писала она. Он был не против званых вечеров и иногда ходил на танцы: «Почему бы и нет? — спрашивал он меня с обезоруживающей невинностью».

В первое лето после знакомства они очень привязались друг к другу, поскольку другие студенты уезжали из Парижа на каникулы. Они гуляли, сначала в садах Высшей нормальной школы — «благоговейном» для Бовуар месте, — а затем в Люксембургском саду, где сидели «у статуи какой-нибудь королевы» и говорили о философии. Несмотря на то что Симона обогнала его на экзаменах, ей казалось естественным взять на себя роль философской ученицы. На самом деле иногда она побеждала в их дебатах, почти случайно, но чаще уходила, счастливо восклицая: «Я ничего не знаю, ничего. У меня не только нет ответа, я даже не нашла удовлетворительного способа постановки вопросов».

Де Бовуар ценила его достоинства: «Я не знала никого другого, у кого я могла бы научиться искусству веселья. Он так легко нес тяжесть всего мира, что она перестала тяготить и меня; в Люксембургском саду голубое утреннее небо, зеленые лужайки и солнце сияли, как в самые счастливые дни моей жизни, где всегда была хорошая погода». Но однажды, прогуливаясь с ним вокруг озера в Булонском лесу, наблюдая за лебедями и лодками, она сказала себе: «О, как он был невозмутим! Это спокойствие меня оскорбляет». К этому времени стало ясно, что Мерло-Понти никогда не станет подходящим любовником. Ему больше подходила роль брата; у нее была только сестра, поэтому эта роль была вакантной, и идеально ему подходила.

На ее лучшую подругу, Элизабет Ле Койн или Лакоин (в мемуарах де Бовуар упоминается как «ЗаЗа»), он действовал по-другому. Элизабет тоже была встревожена «неуязвимостью» и беззаботностью Мерло-Понти, но она страстно влюбилась в него. Не будучи неуязвимой сама, она была склонна к эмоциональным крайностям и диким страстям, которые де Бовуар во время их девичьей дружбы находила пьянящими. Элизабет теперь надеялась выйти замуж за Мерло-Понти, и он, казалось, тоже хотел этого — пока внезапно не разорвал отношения. Только потом де Бовуар узнала причину. Мать Элизабет, считая, что Мерло-Понти не подходит ее дочери, угрожала ему раскрыть тайну его матери: та была неверна, и по крайней мере один из детей был от другого отца. Чтобы предотвратить скандал, угрожавший матери и собиравшейся тогда замуж сестре, Мерло-Понти прекратил встречаться с Элизабет.

Узнав правду, де Бовуар ощутила еще большее отвращение. Как это типично для грязной буржуазии! Мать Элизабет продемонстрировала типичное для среднего класса сочетание морализма, жестокости и трусости. Более того, Бовуар считала, что результат в буквальном смысле оказался смертельным. Элизабет сильно расстроилась и в разгар эмоционального кризиса подхватила тяжелую болезнь, вероятно, энцефалит. Она умерла от него, когда ей было двадцать один.

Между этими двумя катастрофами не было прямой связи, но де Бовуар всегда считала, что буржуазное лицемерие убило ее подругу. Она простила Мерло-Понти его роль в случившемся. Однако не переставала испытывать отторжение к конформности и традиционным ценностям, которые, по ее мнению, составляли его недостаток — недостаток, который она поклялась никогда не пускать в свою собственную жизнь.

Немного позже своенравная де Бовуар наконец повстречалась с Жан-Полем Сартром.

У Сартра тоже было буржуазное детство, он родился обожаемым единственным ребенком на два с половиной года раньше де Бовуар, 21 июня 1905 года. Как и Мерло-Понти, он рос без отца. Флотский офицер Жан-Батист Сартр умер от туберкулеза, когда младенцу Жан-Полю был всего год. В раннем детстве Сартра опекали его мать, Анна-Мария Сартр, и ее родители, с которыми они жили. Всем нравились его по-девичьи вьющиеся волосы и нежная красота. Но в три года у него начались проблемы с глазами после перенесенной инфекции. Когда мальчик подрос и его стали коротко стричь, стали бросаться в глаза его пострадавший от детской болезни глаз и рыбьи губы, и другие неприятные черты. Сартр с иронией описывает все это в своих мемуарах «Слова»[40], где рассказывается о его ранних годах. Он иронически дистанцировался от собственной внешности, но внутри себя искренне страдал от реакции людей на себя. Сартр так и остался одержим темой своего уродства, которое он всегда именно так и называл. Какое-то время это заставляло его сторониться людей, но потом он решил, что не даст внешним недостаткам испортить свою жизнь. Ведь это означало пожертвовать своей свободой.

Его мать снова вышла замуж — за человека, который Сартру не нравился, и они переехали в Ла-Рошель, где над ним издевались ребята постарше. Там он впервые пережил кризис: позже Сартр говорил, что одиночество в Ла-Рошели научило его всему, что он должен был знать «о случайности, о насилии и о том, как все устроено». Однако и тогда его не удалось сломить. Он справился с этим и снова расцвел, когда семья переехала в Париж и Сартр попал в хорошую гимназию, а впоследствии и в Высшую нормальную