Важно иметь в виду, что всякое зонирование такого рода весьма условно. Любая систематизация подразумевает определенное упрощение и является лишь опорой для конкретных рассуждений и глобальных выводов. Тем не менее подобное зонирование активности викингов оказывается полезным не только в географическом, но и в историческом плане: нам становится легче соотнести их массированные передвижения с этапами развития общества – и скандинавского, и европейского.

Рассуждая о походах викингов, нельзя забывать о том, что каждая такая экспедиция представляла собой в первую очередь военное предприятие. Безусловно, торговая и колонизаторская составляющие всегда присутствовали в натуре викинга, однако они совершенно не смогли бы проявиться без военного компонента. Военная сфера во все времена нуждалась в серьезных ресурсах (как человеческих, так и материальных). Поэтому нелишним будет представить себе мобилизационную способность тогдашнего скандинавского общества – проще говоря, сколько людей могло быть вовлечено в процесс освоения новых земель. Понятно, что никаких переписей или документов, позволяющих судить о количестве населения в раннее Средневековье – глубоко догосударственный и раннегосударственный период, – у нас не имеется по вполне объективным причинам: их никто не вел. Поэтому мы можем только строить предположения, но хотелось бы иметь хоть какую-нибудь точку опоры. Нам на помощь приходят документы гораздо более позднего времени (XII–XIII веков), касающиеся численности военно-морского ополчения (ледунга) в скандинавских странах. Швеция должна была выставлять 280 кораблей (которые соответствуют примерно 10 тысячам человек)[66], Норвегия – 311 кораблей (около 11 тысяч человек), Дания – самая маленькая из всех – 1100 кораблей (до 40 тысяч человек). Впрочем, то, что они должны были столько выставлять, вовсе не означает, что действительно выставляли, однако общая тенденция понятна. Теперь мы вполне можем представить себе, сколько в XII веке в Скандинавии имелось военнообязанных мужчин боеспособного возраста. Скорее всего, в IX–XI веках их было меньше, но ненамного: в те времена не наблюдалось резких скачков в численности населения. Отсюда логично считать сборное войско, равное примерно 60–65 тысячам человек со всех трех территорий, теоретически максимальным количеством человек, которые могли быть вовлечены в походы викингов. Подчеркну еще раз: эти люди не обязательно оказывались в походах, тем более все одновременно, но за определенный период времени (допустим, в течение жизни одного поколения) вполне могли быть призваны на службу. Итак, принимать участие в военных действиях должна была примерно четверть взрослых мужчин, способных носить оружие.

Теперь о том, что отражено в источниках под названием «великая армия». Как правило, на деле это те же набеги, просто масштабные и продолжительные, в которых одновременно могло участвовать до 10–12 тысяч человек – по тем временам просто невообразимое количество. К тому же нельзя воспринимать некритически источники IX–XI веков, написанные «по горячим следам». Практически все они происходят с противоположной, то есть пострадавшей, стороны конфликта; поэтому немудрено, что в них многократно завышена численность обидчиков. Чисто по-человечески несложно понять всю гамму не совсем приятных чувств, которые испытывали хронисты-христиане по отношению к любым вражеским силам, а уж тем более – к викингам, ярым язычникам. Сами же скандинавы в то время почти ничего не записывали, поэтому от их точки зрения на происходящее мало что осталось.

Конечно, рунические камни остаются на своих местах, но много ли там написано? Обычно лишь – кто и по какому поводу установил эти камни[67]. Собственно, все. Что же касается саг, то с ними дело обстояло так: устная традиция их передачи не прерывалась, но записали их гораздо позже – в XII, а по большей части и в XIII веке. Это значит, что от непосредственных событий письменные свидетельства отделены как минимум двумя столетиями. Поэтому приходится смириться с тем фактом, что народная память не смогла донести подробностей.

Поэтому главный наш советчик в такой ситуации – здравый смысл. В частности, в книге Г. Лебедева приводятся гистограммы, касающиеся численности викингов, которые участвовали в походах: среди прочих встречается и цифра 40 тысяч. Подобные цифры являются отражением некритического подхода к непроверяемым нарративным (то есть не документальным, а исключительно повествовательным) источникам с пострадавшей стороны. Ведь мы-то с вами уже знаем, чего в действительности стоило снарядить один драккар только парусами и прочим шерстяным снаряжением. Прибавим к этому большое количество дерева, шедшего на изготовление корабля, а также неизбежные и немалые траты на вооружение и обеспечение всем необходимым самого экипажа, и станет понятно, какая экономическая нагрузка ложилась на определенную территорию, обязанную выставить в одно время 40 тысяч бойцов на кораблях. Понятно, что догосударственное образование не справилось бы с нею. Разрозненными были не только территории, то есть одали (родовые наследственные земли), единого бюджета тоже не было. Природный же ресурс являлся вроде бы общим, но не был бесконечным. На самом деле какая разница, кто распоряжается природными богатствами – одно сильное государство или десяток мелких экономических субъектов: форма правления никак не повлияет на прирост этих богатств. Поэтому мне думается, что, даже если бы Скандинавия являлась в то время единым государством, объединявшим Данию, Швецию и Норвегию под управлением какого-нибудь мега-Инглинга, она все равно не смогла бы выставить 40 тысяч человек, такое физически невозможно.

Так что примерно 12 тысяч – это, скорее всего, максимальное количество людей, способных в течение года выезжать из Скандинавии, причем не в одном, а сразу в нескольких направлениях. Самих походов тоже могло быть несколько в течение одного года. Причем это не просто теоретический максимум вооруженных сил, с которыми одновременно могла столкнуться Европа: это невероятной мощи угроза, сопоставимая разве что с нашествием Чингисхана на Русь в свое время. Это сила, которую почти невозможно парировать, ведь мы уже говорили о том, что феодальная армия, которая должна бы ей противостоять, собирается медленно, передвигается тоже не быстро и – учитывая отсутствие точных разведданных – далеко не всегда приходит туда, куда нужно, и тогда, когда нужно. Поэтому от подлинного завоевания (подчеркну: именно завоевания, а не разрозненных набегов) значительную часть Европы спасли только зависимость викингов от моря, не позволявшая им уходить далеко от своих кораблей (по крайней мере надолго), и крайняя раздробленность (разнонаправленность) их усилий. Викинги направляли свои походы в разные стороны, не имея четкого плана действий, – но, несмотря на это, угрозу они представляли серьезнейшую, если учесть, что являлись лучшей пехотой в мире для своего времени.