— Ну и дураки, — рубит сплеча Агнешка. — Но я довольна, что Аурек пишет сценарий, сидит по вечерам дома, иначе долго ли до греха. Когда-нибудь он его допишет, и мы поженимся.

— Я думала, вы с ним женаты, — говорит Хетти. Тут даже Мартин не может скрыть изумления.

— Мы — муж и жена в глазах Господа и наших друзей, — говорит Агнешка. — Только это и важно.

— Но вы говорили нам, что он ваш муж, — не сдается Хетти. Одно дело позволять женщине бесплатно звонить в Польшу мужу, и совсем другое — любовнику, это неправильно.

— Но вы же ведь тоже не женаты, а живете как муж и жена, — говорит Агнешка. — Вам это должно быть понятно. Есть свидетельство о браке или нет — никакой разницы, оно интересует только иммиграционные власти.

Она снова угощает их черносливом в шоколаде, хотя для этого ей приходится отложить в сторону свое шитье. И предлагает сделать для всех горячий шоколад. Шоколад она варит замечательно. Кладет несколько ложек какао и сахара в кастрюльку, наливает немного воды, размешивает и кипятит, а уж потом добавляет горячее пенящееся молоко. Щеки Мартина в последнее время заметно округлились, а Хетти ходила вместе с Агнешкой в магазин, и они купили Хетти несколько юбок десятого размера, хотя блузки шестого размера ей по-прежнему хороши. От кормления грудью ее формы изменились. Может быть, не стоило отнимать Китти от груди так резко, ведь ей пришлось пить таблетки, чтобы молоко ушло.

Хетти отдала Агнешке два-три платья, которые сидят на ней теперь в обтяжку. Агнешка не носит их дома, говорит, не хочет сбивать Китти с толку, надевает, только когда Китти уже заснула, а сама она собирается на курсы, если в тот вечер есть занятия. Уходя, она берет с собой тетради и учебники и возвращается с ними же, так что подозревать ее в обмане можно только при больном воображении.

И все же, когда Агнешка уходит в кухню, Хетти не может удержаться:

— Знаешь, это как-то не совсем приятно. Может быть, она ни на каких курсах не учится, а ходит к любовнику?

— Ну и пусть себе ходит, что тут такого? Работу свою она ведь выполняет безупречно.

Однако Хетти не успокоилась. Она хочет, чтобы в эмоциональном плане Агнешка всю себя отдавала Китти. Уход за ее дочерью должен быть для Агнешки не просто работой, за которую ей платят, а делом всей ее жизни. Хетти, конечно, понимает, что это ее желание — совершеннейший абсурд. Если у Агнешки есть любовник, то хотя бы меньше шансов, что она начнет охотиться за Мартином, а у Мартина возникнет искушение приударить за ней. Хетти ужасается — какие мысли приходят ей в голову, до чего это все примитивно.

Однажды утром, когда Хетти и Агнешка вдвоем одевают Китти — одна надевает девочке один носок, а другая — другой и Китти эта игра очень нравится, — Хетти как бы вскользь спрашивает Агнешку, купила ли она себе билет, та грустно вздыхает и говорит, что все-таки не полетит в Польшу, так уж получается. Ее мать и сестра переезжают жить к ее тетке в Сидней, там климат лучше и очень хорошее медицинское обслуживание. Они получили вид на жительство как эмигранты из неблагополучной страны. Агнешке очень хочется поехать домой, повидаться с друзьями и родней, но ничего не поделаешь, зато к ней на несколько дней приедет ее друг. Так что она будет в отпуске всего неделю. Хетти храбро предлагает, чтобы ее друг жил у них, если у них неважно с деньгами, хоть им всем тут будет тесновато. Кроватку Китти можно будет на время перенести в их с Мартином спальню. Но Агнешка говорит, нет, нет, спасибо, они смогут жить у ее подруги в Нисдене, там свободнее.

Хетти звонит бабушке и говорит, что просьба посидеть несколько дней с Китти отменяется: отпуск Агнешки совпадает с рождественскими каникулами в “Динтон и Селтс”, и они решают поехать на Рождество всей семьей к Серене. Кранмер сочинит один из своих фантастических рождественских обедов, индеек он не признает, зато любит запекать в духовке зайца, утку и фазана, выложенных вместе на противень, чтобы они пропитались друг другом и вкус смешался; будет наряженная елка, Китти придет в восторг, и всем будет хорошо, радостно и привольно, нечего им скучать в их тесной квартирке на Пентридж-роуд или в коттедже Фрэнсис.

Мне звонит Серена и говорит, что у нее образовался просвет между сроками и она сможет выкроить время, чтобы повидать Себастьяна, я с ней полечу? Билеты она купит. Мы полетим первым классом и остановимся в отеле “Амстел Интерконтинентал”, там и роскошь, и полный комфорт, а Серена в таких вещах знает толк.

Я напоминаю ей, что в “Бейлмере” надо договариваться о визите минимум за три дня, но она отвечает, что уже позвонила туда и уговорила тюремное начальство. Она — персона известная, и ей пошли навстречу, так что мы можем приехать обе, нам назначили свидание в пятницу. Заказанное такси отвезет нас из Схипхола в тюрьму, подождет два часа, пока мы будем там, а потом мы вернемся на нем в Амстердам, в “Амстел”.

Само свидание продолжается всего час, остальное время съедают гнуснейшие формальности, в которые входят поиски вашего имени в списке, проверка вашей личности и фотографирование, прохождение через множество лязгающих дверей, сканирование радужных оболочек, снимание туфель и поясов для проверки, изучение вашего рта на предмет спрятанных в фальшивом зубе наркотиков, попытка понять устройство замков в ячейках камеры хранения, где надлежит оставить все принесенные вещи, и, наконец, ожидание, пока заключенного вызовут и приведут в назойливо жизнерадостную комнату, в которой проходят свидания.

Мир представляется мне чем-то вроде тюрьмы “Бейлмер”, то есть большую часть времени люди в нем проводят в томительном ожидании, и лишь изредка удается свободно вздохнуть, и потому жизнь у меня складывается в полном соответствии с моими представлениями о ней. Серена возлагает на судьбу гораздо больше надежд, и судьба эти надежды оправдывает. Если я сейчас позвоню в “Бейлмер”, чтобы договориться о свидании, я буду говорить жалобным голосом, плакать, и мне откажут: тюремное начальство сочтет, что я звоню слишком поздно, надо было предупредить о своем визите раньше. Серене все нипочем, она идет напролом и добивается своего.

После свидания, которое опустошит меня эмоционально, когда я немножко поплачу, а Серена с облегчением вздохнет, потому что Себастьян не ее муж, а мой, хотя она очень к нему привязана и навещает его, как только выпадет возможность, — так вот, после всего этого мы с ней водворимся в немыслимо роскошном отеле “Амстел”. И я буду рада, что она не стала меня слушать, когда я отказывалась: “Нет, нет, спасибо, я могу обернуться за один день, полечу на EasyJet, правда, Серена, так будет проще. А с тобой мы встретимся там”.

Правда, в “Амстеле” нам, по всей вероятности, не будет позволено открывать окна, потому что гости отеля имеют обыкновение из них выпрыгивать; мало того, официанты и горничные будут пялиться на нас во все глаза и сплетничать за спиной, а водитель такси расскажет всем, куда нас возил, зато нас там не запрут, а из окон можно любоваться каналами Амстердама, посаженными по их берегам платанами и ощущать, как история и цивилизация медленно и неуклонно движутся к предначертанному им будущему.