Пятясь, он на ходу пробормотал:

– Я навещу вас через несколько дней и, думаю, сумею обрадовать положительными подвижками в решении вашего вопроса.

Хлопнула дверь, торопливые шаги в коридоре. Дэн на миг прикрыл глаза ладонью. Рука младшего товарища опустилась на плечо…

Вечер прошел в мрачных размышлениях, а едва Дэн заснул, ему приснился кошмар. Не один из прежних, привычных, а совсем новый и потому особенно страшный.

Он стоял на булыжниках мостовой Красной площади и с тревожным чувством смотрел на высокие кирпичные стены московского Кремля. Дэн огляделся. В сумрачном небе неподвижно висел сияющий шар солнца. Самая известная площадь России словно застыла в липкой патоке, ни одного человека вокруг. Время как будто остановилось. Ни шороха листьев, ни дуновения ветерка, ни шума моторов, ни звуков людских голосов. Лишь под угрюмыми стенами усыпальницы Ленина, там, где когда-то стоял почетный караул, – бледное пятно человеческого лица. Уличный музыкант поднес к ярко-розовым, словно у клоуна, губам флейту. Невыразимо грустные звуки полились над пустынной площадью.

Реквием31, но по кому? Дэн не знал эту мелодию, но даже его, любителя рока далекого двадцатого века, она пробрала до глубины души. И пришла уверенность: из-за нее произойдет что-то такое, страшнее чего еще никогда не было.

Ну, глупость же! Это сон, это всего лишь дурной сон! Это все пройдет, не обращай внимания, Дэн! Предчувствие неминуемой беды сжало сердце.

– Прекратите играть! – заорал он, не выдержав. – Немедленно прекратите!

Но слова бессильно заглохли в окутавшей мир вязкой тишине. Дэн из всех сил рванулся в сторону музыканта: вырвать флейту из сжатых в узкую багровую нить губ, но непослушные мышцы и на миллиметр не сдвинули окаменевшее тело. Липкая струя пота побежала по спине, но он не мог даже вытереть ее. Не слушать мелодию! Не слушать! Ни в коем случае не слушать флейтиста!

Руки Дэна изо всех сил закрыли уши от проникающих под черепную коробку ужасных звуков, но бесполезно – они проникали через все преграды.

И тут он почувствовал, что это произошло, но еще не знал, что именно; сердце забилось в груди как бешеное. Одновременно с этим флейтист опустил инструмент. Звуки исчезли, давая облегчение измученному страшной мелодией мозгу. Дэн не успел заметить, откуда в руках у музыканта появился похожий на японскую катану клинок. Один молниеносный взмах – и его голова покатилась по мостовой, разбрызгивая горячую кровь и подскакивая на булыжниках, словно кочан капусты, тело рухнуло плашмя, выбрасывая из перебитых артерий алый фонтан.

Дэн поднял голову к небосводу. И сразу понял: вот оно! Солнце начало стремительно уменьшаться, как будто кто-то могущественный, словно Бог, выбросил Землю с вековечной орбиты вокруг звезды. Вот оно уменьшилось вполовину, словно расстояние до Солнца увеличилось вдвое; вот оно, словно яркая кровавая горошина, на потемневшем, полном колючих звезд небе. Такого не может быть! Это противоречит всем известным законам физики! Это иллюзия, это морок, это обман! Еще несколько мгновений и солнце полностью исчезло с небес, и тогда из глубин существа Дэна вырвался крик человека, потерявшего в жизни всё.

Когда Дэн вынырнул из глубин кошмара, по телу струились липкие струйки пота. «Что это было? Выходка измученного послезнанием сознания или предупреждение о грядущих событиях?» Он устал, он смертельно устал: от одиночества, душевного и физического, от необходимости нести почти уже непосильный крест послезнания вместе с невозможностью изменить будущее. Его охватила твердая уверенность, что если он не вырвется из тюрьмы, то все пропало. Пока солнце не заглянуло в вентиляционное отверстие, он так и не заснул.

Утром, после скудного завтрака, Дэна и Василия выпустили погулять во внутренний двор. Система на Зулуленде такая: арестованных держат в КПЗ32 при полиции двенадцать – четырнадцать дней. За это время следователь оформляет уголовное дело и везет в суд, за санкцией на содержание под стражей. Там оставляешь солидный денежный залог, конечно, если судья согласится, и ждешь решения правосудия на воле, либо отправляешься в тюрьму дожидаться приговора.

Русские вышли через решетчатую дверь на утоптанную многими поколениями узников до каменного состояния площадку, с трех сторон окруженную глухими бетонными стенами полицейского участка, а с одной – высоким забором с проволокой под напряжением поверху, остановились. Ветерок принес желанную после духоты камеры прохладу и звуки проезжающего топтера. Там воля. Дэн с присвистом вдохнул такой чистый после смрада застенков воздух. Во дворе никого. Лишь у дверей, ведущих внутрь участка, курили трое высоких негров в полицейской форме и с оружием в руках. Над всем этим нависало предгрозовое небо, обещая короткий, но яростный ливень. Пробиваясь сквозь тучи, солнце светило в глаза, и Дэн перебрался на противоположный край площадки. Скрестив руки на груди, он прислонился спиной к бетонной стене. «Осталось ждать десять – двенадцать дней. Что же делать? Столько ждать я не могу…» Дэн, нахмурясь, скривил губы.

Между тем двор наполнялся людьми и звуками незнакомой речи. Арестованные в основном обнажены по пояс, блестят черными телами, многие босиком. Лишь у одного негра на широких плечах болтаются бретельки фиолетовой майки с надписью позади «Made in Earth». Она не скрывает чудовищных размеров бицепсы и грудные мышцы. Лицо от выпученного правого глаза до вывернутых губ пересекает белесая полоса безобразного шрама. В двадцать четвертом веке любой шрам легко убрать, но этот не стал: видимо, гордится им или нет денег на врачей. Собравшись в несколько кучек, негры переговаривались между собой, бросая нехорошие взгляды на белых. Судьба полевого агента много куда забрасывала Дэна, приучив в подобных местах готовиться к худшему. Белый человек в черной тюрьме спинным мозгом чувствовал, что подкрадывается опасность, и готовился к драке.

– Приготовься, – шепнул он Василию, незаметно разминая кисти рук.

Дэн глянул на охранников у дверей: те с усмешкой смотрели на белых и на приготовления чернокожих арестантов.

Наконец началось. Негры молча подошли, окружили полукольцом. Дэн еще раз бросил взгляд на охранников: смотрят с интересом, но даже не думают подойти. Нет, никакой помощи от них не дождешься. Уроды! Для них это бесплатный спектакль. Ладно, поехали! Он упрямо сжал губы, привычно заколотило внутри. «Так, понятно, вокруг шавки, а криминальный авторитет тот, что одет получше». Качок тяжело, пружинисто, словно хищник, шагнул от свиты вперед, покрытые броней мышц руки уперлись в бедра.

– Белые, снимайте штаны, – произнес он на ломаном английском.

– Зачем? – криво ухмыльнулся Дэн, с вспыхнувшей ненавистью глядя в самодовольную физиономию качка, одновременно делая знак Василию не вмешиваться.

Черные лица искривились в дружном издевательском смехе, а собеседник русского пленника движениями бедер и руками стал показывать, что ожидает белых в клетке с черной стаей.