Оба разведчика наклонили головы, показывая, что они признательны и с радостью примут любую награду из столь высоких рук. По правде сказать, оба, особенно Корф, всегда были неравнодушны к положительной оценке своих деяний. Как часто говаривал барон: война — это тот же театр. И если в обычном театре актеры жить не могут без того, чтобы им не рукоплескали, то почему он должен отказывать себе в этом удовольствии. Тем более — рассуждал он с типично немецкой прагматичностью — мои действия гораздо, в десятки, а то и в сотни раз важнее клоунады каких-то жалких комедиантов. Так что — извольте.

Леер хоть и не обладал столь ярко выраженным тщеславием, как Корф, однако не менее был заинтересован в том, чтобы и его скромная персона получила надлежащие почести. Тем более что немаленькая, скажем так, премия открывала для него очень хорошие возможности для реализации планов в послевоенной Германии. Как он полагал, территория страны, после того как завершится кампания, значительно увеличится, особенно на востоке. И на этот счет Людвиг имел свои планы. После войны он собирался уйти на покой и заняться «хозяйством». Некоторые территории в плодородной и богатой Украине внушали ему радужные надежды.

Фон Гинденбург тем временем продолжал:

— Хотелось бы знать подробнее о том, что это за вражеские лазутчики.

— Вы будете удивлены, господин генерал, — загадочно произнес Корф, невольно оторвавшийся от своих грандиозных планов относительно карьеры.

— О чем это вы? — недоуменно взглянул на него фон Гинденбург. — Что же может меня так удивить после всего того, что я уже знаю?

— Это еще не все. Самое интересное мы приберегли, так сказать, на закуску. Оказывается, русский отряд возглавляла девушка в мундире нашего кирасира! — криво улыбнулся Леер.

— Да вы что? — от такого сообщения у фон Гинденбурга глаза полезли на лоб. — Как… девушка? Не может быть!

Старый вояка, он жил и действовал в привычных, десятилетиями складывавшихся для него рамках. И война, и мир — все это для командующего представляло собой вполне устоявшиеся формы и очертания. Нет, конечно, периодически что-то добавлялось к этой схеме, но тем не менее… А сейчас услышанная информация заставила его вздрогнуть. Он удивленно покачал головой и расстегнул пуговицу на кителе, нетерпеливо глядя на собеседников.

— Именно так, господин генерал, — подтвердил барон. — Мы сами были весьма впечатлены. Все, что случилось, вполне могло бы стать сюжетом для романа, которым зачитывались бы любители романтических приключений. Причем она — моя старая знакомая еще по Петербургу. Там мы прекрасно знали друг друга.

— А кто она такая?

— Перед войной считалась весьма завидной невестой. Для этого у нее было много причин. Весьма привлекательная особа, неглупа, кроме того, является наследницей кое-какого капитала. Я часто бывал у нее дома. Скажу больше, тогда она была ко мне неравнодушна и предпринимала определенные усилия, чтобы добиться моего расположения, — беззастенчиво соврал Корф. — Как она очутилась здесь и в таком качестве, я, право, не знаю. Причем непонятно, какой идиот мог доверить ей столь ответственное задание. Однако тем лучше — задание провалено, причем помогла нам в этом мышь.

— Как мышь? — удивленно поднял брови фон Гинденбург.

Барон рассказал в подробностях о том, что же случилось в гостинице.

— Вот это новость! — с удивлением и как будто еще не совсем веря в произошедшее, покачал головой генерал. — Любопытно было бы на нее взглянуть! Мне эта история напоминает какое-то средневековье. Просто современная амазонка…

— Непременно, господин генерал, — включился в разговор Диркер. — Вы увидите эту дамочку. Мы предоставим вам эту возможность.

— По правде сказать, я человек старых нравов, но эта молодая леди вызывает у меня чувство уважения, — задумчиво покачал головой командующий. — Нет, я сразу скажу, что придерживаюсь классических, веками испытанных взглядов на то, что воевать — это прерогатива именно мужчины. Женщина должна сидеть дома и воспитывать детей. Но представить себе, что девушка способна на такое, — да, действительно, времена меняются…

В этот момент на КП появился адъютант.

— Поступило донесение, — обратился он к командующему.

— О чем речь? — спросил полковник. Прищурив глаза, он как будто уже догадывался обо всем.

— Муляж танка уже в дороге, скоро будет тут, — доложил вошедший офицер.

— Хорошо, — кивнул Диркер. — Вы свободны.

Козырнув, адъютант удалился.

— Ну что же, как видите, дела наши продвигаются, — потер руки полковник. — Все идет по плану, и никакие неожиданности уже не свернут нас с пути.

— А зачем нам, собственно, муляж? — вставил Леер. — Русских мы и так дезинформировали посредством радиосвязи, и они наверняка поверили. Они получили дезинформацию из трех различных источников: от барона, поддельную записку голубиной почтой и теперь в эфире…

— Господа, завтра в полдень наступаем, — удовлетворенно произнес фон Гинденбург, взглянув на часы. — Сперва — артподготовка, а затем отправим на русские позиции чудо-оружие в сопровождении пехоты. Так что приглашаем всех туда, где начнется настоящее наступление!

— Непременно используем ваше приглашение, господин командующий, — улыбнулся Леер. — Мы с удовольствием понаблюдаем, как оборона будет взломана, словно весенний лед на реке!

— Да вы поэт, господин Леер, — усмехнулся полковник. — Вот уж не замечал за вами таких талантов.

— В каждом из нас их огромное множество, — последовал ответ. — Вся проблема в том, что мы подчас сами не знаем, что же в нас самих заключается.

Таким образом, до наступления оставались сутки.

Оказавшись один, генерал съел приготовленный для него ужин и пододвинул к себе стопку свежих газет. Новости, которыми пестрили страницы прессы, были разными, война только набирала свои обороты. Нахмурив брови, генерал углубился в чтение.

События на полустанке, где стоял состав с муляжом танка и цистерной со шнапсом, продолжали развиваться.

Правильнее, конечно, было бы сказать, что ситуация вышла из-под контроля. Поручик был в бешенстве. Ведь все так хорошо начиналось! Да, иногда в самом продуманном плане происходят невероятные сбои, ломающие и разваливающие все к черту. Так происходило и сейчас.

— По Муромской дорожке… — продолжал «концерт» Шестаков. Он, казавшийся недавно таким дисциплинированным, сейчас не вязал лыка, зато производил впечатление счастливого человека. Его качало во все стороны, и он еле удерживался на ногах, чтобы не упасть на землю. Его новые «товарищи» тоже были хороши. Теперь их уже не волновало, что вокруг враги, порубившие перед этим всю охрану, и что жизнь их самих находится в опасности. Ударивший в голову шнапс сделал свое дело. Обнявшись с русским, угостившим их, они орали, пели и пробовали танцевать.