Он не верил своим ушам. В нем закипало возмущение, неслось с током крови по всему телу. Как она могла подумать о нем подобным образом?

– Все это словоблудие меня не волнует, – бросил он, уперев руки в бедра. – Но меня волнует, когда известная всей стране газета может назвать любую женщину уродливой. Кто они такие, чтобы судить? Чтобы писать об этом? Взять хоть тебя. Ты сексуальная, симпатичная, душевная, умная и, без всяких оговорок, здравомыслящая. Эти кретины, со всеми их фотопушками и фотошопами, мизинца твоего не стоят. И я не собираюсь сидеть здесь сложа руки, когда они будут называть уродливой одну из самых блестяще образованных женщин, которую я люблю.

Закончив свою тираду, Так тяжело дышал. И несколько секунд не вполне осознавал, что только что произнес.

– Что ты сказал?

Он сказал, что любит ее. Первой его мыслью было взять свои слова назад. Будто вырвалось у него сгоряча. Однако, если и вырвалось сгоряча, он именно это имел в виду. Что любит ее. Просто прежде этого не осознавал.

Он чуть не расплескал кофе, когда утром впервые прочитал ту статейку. И его ярость поднималась и поднималась до штормовой отметки. Когда первый раз набрал номер адвоката, он даже не мог выразить словами причины своего бешенства, но понимал, что готов на все.

И теперь знал почему.

У него никогда не было такого чувства к женщине. Даже к Эйприл. Ему хотелось заниматься с ней любовью, но, положа руку на сердце, она всегда просто ему нравилась и льнула к нему только до того момента, когда у него началась черная полоса. Но «нравиться» – это совсем другое, и не надо было ему дарить ей напрасные надежды на любовь.

Как он любит сейчас Кэсси.

– Я люблю тебя, – сказал он и повторил эти слова еще раз, словно чтобы придать им больше веса: – Я люблю тебя.

Всегда он думал, что эти три слова станут концом его жизни, но сейчас чувствовал совсем другое – что они означают начало. Не было ничего страшного или ужасного – просто правда.

Кэсси заморгала:

– Не смеши меня. Даже если я поверю в существование подобного эмоционального состояния, что это не коммерческий прием для рекламы кино или продажи валентинок, – мы знакомы всего месяц, и в этом отсутствует всякий здравый смысл.

Так покачал головой:

– Нет.

Кэсси не могла поверить своим ушам. Лен никогда не дарил ей орального секса и не заставлял терять голову каждую ночь – но и никогда бы не стал осложнять их отношения такими школярскими выдумками. Вот что получилось, когда она связалась с человеком, который позволяет своему сердцу – или какой там еще части тела – управлять своим разумом.

Теперь она поняла, почему мать так убеждала ее в важности карьеры и предостерегала от всего, что может вызвать ее крушение.

Подобные заявления выбивают человека из колеи!

Но только не ее. Надо закончить исследование. Потом она вернется в Австралию, а на следующий год отправится в Антарктиду – что бы ни случилось. И она не позволит какому-то качку пудрить ей мозги, если ему втемяшилось в голову, будто он ее любит.

Любовь – для мечтателей, а не для мыслителей. А она, вне всякого сомнения, – мыслитель.

В его любви нет достаточно логики, чтобы кричать об этом во весь голос!

– Ну а я тебя не люблю.

Така передернуло от этого сухого заявления.

– Ты хочешь сказать, что ничего ко мне не чувствуешь?

Кэсси пожала плечами:

– Чувствую сексуальный подъем. У меня, как у собаки Павлова, выработался рефлекс на твои феромоны. Постоянная тяга к тебе.

– Ну, это только начало.

– Я здесь из-за моего либидо, Так. Ты же поэтому меня пригласил, помнишь? Мы только собрались его погасить. – Она сама ни на йоту не верила своим словам, даже когда они слетали с ее уст. – И мы определили конечную дату наших отношений.

Так шагнул к ней. Он думал, что в последние недели они сблизились, что Кэсси стала смотреть на их отношения как не нечто иное, а не только щекоталку для ее либидо. Особенно после поездки в Барринджер – и с тех пор, как она рассказала ему о перипетиях своего тинейджерства.

– Что, если я всего этого больше не хочу? Если хочу большего?

– Большего?

– В наших отношениях. Женитьбы. Семьи.

Теперь настала очередь Кэсси открыть рот от удивления. С каких это пор мистер-поматросил-и-бросил стал таким серьезным? Не он ли только что возносил ее до небес за то, что ей ну нужен ни брак, ни дети?

– Через два месяца я возвращаюсь в Австралию, чтобы продолжить исследования звездной ауры, а на следующий год отправляюсь на шесть месяцев в Антарктиду. Не хочу ни о чем в своей жизни сожалеть, Так. Не хочу повторить ошибки моей матери. Ни в любовь, ни в женитьбу не верю. И в мои планы не входит заводить детей. Ты это знаешь.

Так почувствовал, что у него земля из-под ног уходит.

– Карьера и семья не противоречат друг другу.

– Ты даже не можешь иметь детей, Так. – Он съежился от этих слов, и ей самой стало неловко. Проклятье, но это правда. – Никогда бы не подумала, что ты их хочешь.

Так и не хотел. Правда не хотел. Даже когда они с Эйприл пытались сделать детей. Но Кэсси-то могла иметь детей, и что-то бы их связывало, даже если его мужское самолюбие страдало бы от его бездетности.

– Но я хочу иметь детей с тобой.

Кэсси покачала головой:

– Меня не будет шесть месяцев, Так. И не в последний раз мне придется надолго уехать. Работа есть работа. Как тебе это понравится?

Так призадумался. Он с ума сходил, когда она целый день торчала в своем универе. А шесть месяцев – целая вечность.

Кэсси почувствовала его сомнения:

– Вот видишь, ничего не получается. Я возвращаюсь в кампус.

Она направилась в спальню. Надо держать себя в руках. Будет логично уехать сейчас, когда все пошло вразрез с первоначальными договоренностями. Но ее пульс участился, у нее ныло под ложечкой, словно от голода, хотя есть совсем не хотелось.

Так несколько раз глубоко вздохнул и шагнул за ней. Его сердце колотилось, а голова шла кругом от такого резкого поворота событий. Он увидел, как Кэсси бросает в сумку свои вещи.

– Не делай этого, – сказал он, стоя у двери.

Кэсси покачала головой:

– Это логично. Я приехала потому, что это было логично, а сейчас – с учетом всего только что произошедшего – логично, чтобы я уехала.

Подобного он не ожидал. Прежде женщины в аналогичных ситуациях никогда не сохраняли спокойствия. Заливались слезами. Кипели от ярости. Угрожали. Казалось, ее так легко переубедить. Но она стала для него недоступной. Вернулась в страну логики и здравого смысла, столь далекую от мира эмоций и плотских желаний.