клинки. Воин в паре с ним расхаживал из стороны в сторону. В яме и на смотровых площадках воцарилась тишина — низкая, скрежещущая тишина надвигающейся бури, какая предшествует раскату грома.

— Что с ними стало? — поразился Борей.

— Думаешь, они изменились?

— Гончие Войны были великим легионом. Но это…

— Нет, они не изменились. Скорее, стали самими собой. Возможно...

Борей осмотрелся, уловив неуверенность в голосе наставника, что само по себе было редкостью.

— Я думаю, в глубине души мы похожи. Они не изменились, они — истинное наше лицо.

Борей оглянулся назад — Пожиратели Миров расхаживали по песку, поводя плечами: Делаварус со своим напарником — с одной стороны и Кхарн — с другой. Делаварус начал вращать металлический шар на цепи. Кхарн просто смотрел в никуда, напрягая мышцы.

— Они едва сдерживаются, — прошептал Борей. — Слухи не лгут… Наши кузены в шаге от братоубийства.

Сигизмунд промолчал. Его взгляд переместился на имплантаты, вживленные в голову Кхарна, и металлические кабели, торчащие из скальпа: Гвозди Мясника — имплантаты агрессии, обретшие чудовищную популярность среди Пожирателей Миров за последние десятилетия после воссоединения с генетическим отцом. Гвозди подтолкнули и без того известный своей жестокостью легион к новым высотам кровожадности.

Отчасти ради этого Сигизмунд и прибыл в Двенадцатый. Обмен космодесантниками между легионами был традицией, столь же древней, как и сами легионы, знаком чести и доверия между братствами космических десантников. Командиры и целые подразделения Космодесанта отправлялись служить в другой легион не просто как часть экспедиции или флота, но как часть братства Астартес. Воины изучали культуру воинов, жили в ней, в течение многих лет сражались под её влиянием, после чего возвращались в свои легионы. В результате этих обменов рождались новые тактики ведения боя и взаимное стратегическое и доктринальное понимание. На всех уровнях связь между легионами становилась крепче, а Империум — сильнее.

Именно укрепление связей служило главной задачей. Другим же поводом, столь же пагубным, сколь и неизбежным, являлась политика.

— Что ещё нам нужно выяснить? — спросил Борей низким решительным тоном.

— Мы пришли сюда не для суда, — ответил Сигизмунд.

— Но для чего тогда?

— Чтобы понять.

Война — удел варваров. Сигизмунд знал эту истину с тех самых пор, как впервые стал воином. В Крестовом походе, ведущемся меж звёзд, лицом к лицу с ужасами былых времён и монстрами, рождёнными во тьме, оставалось немного места для доброты. Природа завоеваний и Приведений к Согласию означала смерть и страдания. Да, всё это трагично, но раз уж подобное было необходимо, то выполнить задачу нужно было со всей максимальной быстротой. Сигизмунд знал, что Кровавые Ангелы лорда Сангвиния воспринимали уничтожение цивилизаций как ужасный поступок, настолько же постыдный, насколько временами неизбежный. И IX легион совершал этот поступок, когда это было необходимо: надевая серебряные маски скорби, они оставляли свои ряды, свои жизни и имена позади, обращаясь в ангелов воплощённой жестокости. Сигизмунд всегда считал этот способ лучшим ответом на истину войны. В разных армиях и зонах боевых действий Великого крестового похода соблюдался разный баланс между необходимостью и жестокостью, но баланс этот присутствовал всегда.

Двенадцатый легион, в прошлом Гончие Войны, а ныне Пожиратели Миров, всегда имел репутацию прямолинейного, агрессивного и, более того, прославляющего свои разрушения легиона. С обретением примарха и под его последующим влиянием жестокость Пожирателей Миров трансформировалась в нечто большее. Культуру того, во что превратился Двенадцатый, пронизывали рассказы о слепом безумии и немыслимой кровожадности. Вместе со списком побед Пожирателей Миров, который всё время рос, накапливались и свидетельства о смертных казнях, массовых убийствах и потерях среди союзных войск.

Подобное нельзя было спускать с рук, но прямая конфронтация была бы обречена на провал. Суровое порицание сдерживало многие легионы, но в случае с Пожирателями Миров Ангрона оно бы не достигло желаемого эффекта. Легионеры Двенадцатого пожали бы плечами и нераскаянно ухмылялись сквозь сломанные окровавленные зубы.

В связи с этим было решено поступить по-иному, для начала отправив силы Имперских Кулаков сражаться вместе с Пожирателями Миров: наблюдать, учиться и формировать связь между «легионом-скалой» и наиболее проблемным в настоящее время Двенадцатым. Дорн собирался возложить эту обязанность на кого-нибудь другого из командного состава, но Сигизмунд настаивал на своей кандидатуре. Дорн не возражал.

Тем временем внутри ямы пары воинов двинулись навстречу друг другу, едва сдерживаясь от немедленного нападения.

— Чтобы понять что? — недоумевал Борей. — Истинную природу их зверств?

— Нет, мы должны узнать, является ли это зверством.

Все входы и выходы из ямы закрылись. Кхарн кратко отсалютовал противникам, после чего силуэты легионеров превратились в размытое пятно из движений, клинков и цепей. В воздух взметнулся песок. Сигизмунд наблюдал за происходящим: Кхарн прыгнул вперёд ровно в тот момент, когда булава его партнёра врезалась в щит Делаваруса. Воин в собакоподобном шлеме встретил удар, выдержал его и сделал выпад, подняв щит вверх и отбросив в сторону металлический шар. Воин с булавой пошатнулся. Всё происходило стремительно и грубо; словно сорвавшись с цепи, легионеры не пропускали ни одного удара.

Сигизмунд почувствовал на себе взгляд Борея и посмотрел на лейтенанта, вопросительно приподняв бровь.

Борей пожал плечами.

— Вы улыбались.

Внизу, в яме, наконец брызнула кровь — и раздался победный клич, секундой позже подхваченный рёвом со смотровых ярусов.

На песке ещё высыхала кровь, пространство вокруг успокоилось, а звуки боя сменились мерным сердцебиением корабля, пробивающегося сквозь эфир. Смотровые ярусы бойцовской ямы опустели. Лишь тёмно-багряные пятна на взбитом ногами песке напоминали о бушевавшей битве с победными криками и лязгом оружия. Сигизмунд вошёл на арену и поднял голову вверх, вдохнув насыщенный запах пота и крови, ещё витающий в воздухе. На мгновение его глаза ослепили вспышки красного и золотого — генетически модифицированные органы чувств извлекли крошечные осколки памяти из парящих кровяных частиц. Во рту отчётливо проявился кисловатый привкус адреналина.

Кхарн стоял по другую сторону песка. Обнажённый по пояс, он укладывал клинок обратно на стойку, опустившуюся сверху на поршневых рычагах. Пожиратель Миров даже не обернулся, но Сигизмунд ощутил, как по спине и шее пробежали мурашки.

— Почему ты