Раду улыбнулся так искренне, как только смог, но его ум продолжал тревожиться о том, что это может означать и чем может обернуться для него.

– Твоего отца там не было, – задумчиво добавил Мехмед.

Раду приложил руку к груди и произнес самым будничным и шутливым тоном, усилием воли подавив в себе все, что чувствовал на самом деле:

– Моего отца, труса? Он пропустил сражение, в котором поддерживал обе стороны? Я ошеломлен.

– О судьбе Мирчи мне ничего не известно.

– Его судьба мне безразлична, – заявил Раду, но его голос предательски дрогнул.

Мехмед положил ладонь на плечо Раду, и это прикосновение одновременно и утешило, и взволновало его. Раду вдруг почувствовал себя настоящим – таким, каким всегда хотел быть.

– Все образуется, – сказал Мехмед. – Появится новый договор. А мой отец желает, чтобы я оставался на троне. Я… я думаю, что готов. Знаю, наш план был не таков, но последние недели изменили ход моих мыслей. Я этого хочу. По-моему, я могу быть султаном.

В конце фразы его голос слегка поднялся, как будто скрывая вопрос.

– Думаю, – сказал Раду и положил ладонь на плечо Мехмеда, – ты будешь величайшим султаном всех времен.

– Лада в меня не верит, – на губах Мехмеда появилась кривая усмешка. – Она не верит ни в кого, кроме себя.

Раду покачал головой, думая о пространстве между ними и о том, что их тела соединяет вода. В это мгновение он чувствовал себя таким спокойным и счастливым, и ощущал с Мехмедом такую близость, какой не ощущал ни с кем другим.

– Я верю в тебя достаточно, чтобы хватило на нас двоих. – Раду знал, что Мехмед справится. И он будет рядом, поможет ему. Лада тоже поможет, хоть и говорит, что ненавидит жизнь в Эдирне. Их мир и их будущее представлялось ему парящим потолком мечети. Устремленным вверх.

Мехмед торжественно кивнул.

– Не беспокойся об отце. Пока я на троне, вы под моей защитой. Я позабочусь о том, чтобы вас никто не тронул.

Раду с облегчением закрыл глаза. Наконец-то он был кому-то дорог настолько, что тот стремился его защитить. Кто-то, обладавший для этого необходимой властью. Это было утешение совсем другого толка, чем обещание Лады, что если его кто-то и убьет, то только она сама. Отведя взгляд в сторону и стараясь скрыть волнение, а также слезы, скопившиеся в уголках глаз, Раду кивнул.

– Но… может быть, ты сделаешь так, чтобы наш отец не узнал, что мы в безопасности.

Брови Мехмеда вопросительно поднялись.

– Он не заслуживает того, чтобы его успокаивали. Пусть считает, что он нас убил. Пусть отравится чувством вины, если он вообще способен его испытывать.

– Хорошо. Хотя я рад слабости твоего отца. Если бы не его слабость, я был бы лишен твоей дружбы. И дружбы Лады.

Раду лучезарно улыбнулся.

– Я тоже рад.

Он не успел заметить, как серьезное выражение лица Мехмеда сменилось озорным, прежде чем лодыжка Мехмеда зацепилась за лодыжку Раду, и Мехмед сунул голову под воду.

Раду закашлялся и встал на ноги, а Мехмед, громко смеясь, отошел от него по воде. Раду погнался за Мехмедом, и в это мгновение пар, такой густой, что казался живым, расступился, явив его взору мужчину, незамеченным сидящего в углу ванной.

Мужчина наблюдал за ними.

Пар снова закрыл его, но Раду успел разглядеть его лицо. Халил-паша. Смех Мехмеда продолжал звенеть в купальне, и его эхо отскакивало от стены к потолку и обратно, звуча как набат.

– И Хуньяди бежал, – сказала Лада, скакавшая верхом рядом с Николае. – Как заяц от ястреба.

Она задумчиво покачала головой.

– Венгерский король погиб, и теперь всюду хаос. Наверное, у Хуньяди есть все шансы занять престол.

– Думаешь, он хочет править Венгрией?

Лада фыркнула.

– Нет, он хочет защитить Европу просто из любви к ней и во имя Христа. Конечно, он хочет править. – Она откинулась в седле и прищурилась от солнца. Как здорово, что янычары вернулись! Без них она едва не сошла с ума от безделья. Однако она не знала, на какой исход надеяться. Желать победы османам? Или Хуньяди и ненавистному Мирче?

Теперь это не имело значения, поскольку все уже было решено. В связи с гибелью нескольких ключевых персон Ильяш возглавил более крупную армию, в которую входили войска янычар, сопровождавшие Мехмеда из Амасьи. В имперских войсках насчитывалось несколько тысяч янычар, и всего несколько сотен воинов, расквартированных с Мехмедом в Амасье. Ильяшу повезло с этим продвижением по службе, но Лада знала, что он предназначен для более великих задач.

– Хотелось бы мне там быть, – сказала Лада.

Николае мрачно рассмеялся.

– А мне бы не хотелось. Но если бы ты там была, маленький дракон, то на чьей стороне бы боролась?

– На моей собственной.

– А что это за сторона?

Их отец убил Ладу и Раду дважды: первый раз – оставив их здесь, и второй раз – нарушив договор, защищавший их жизни. Она не стала бы за него бороться. И уж точно не выступила бы на стороне Мирчи, презренного червя. А Хуньяди убила бы сразу, как только он попался бы ей на глаза.

Нет. Она покрутила головой, надеясь размять затекшую шею. Хуньяди не виноват, что ее отец сделал Валахию такой слабой, что Хуньяди нашел там точку опоры и вынудил ее отца повернуться к султану.

Тогда на стороне Мехмеда? Он был ее союзником в мире, жаждущем ее смерти. Его смех, сияние темных глаз, его пальцы, дергающие ее за волосы. Он был ее другом.

А еще он был правителем страны, державшей ее в плену.

Наконец, ее задумчивые черные глаза взглянули на Николае:

– На моей стороне.

Она привязала свою лошадь, пока янычары – люди Ильяша и несколько других отрядов – дрессировали своих коней, отрабатывая боевое построение. Ладу никогда не приглашали поучаствовать в таких тренировках, поскольку ее участие не приносило пользы. В тренировках с оружием и в вольном бою отрабатывались личные навыки, но когда сотни мужчин двигались и сражались как один, это было действом, в котором для нее не оставалось места. Она присела на корни дерева в тени на опушке леса, глядя в сторону от войск.

– …кажется достаточно справедливым, – сказал проходящий мимо мужчина.

– Мне он нравится больше, чем наш последний командир. Он был болгарин. Не выношу болгар.

– Я болгарин, ты, грубиян.

– И тебя я не выношу.

Они рассмеялись, и первый снова заговорил:

– Они что, действительно оставят на троне щенка?

Лада попробовала рассмотреть лица мужчин, но дерево закрывало обзор. Ее первым желанием было встать и защитить Мехмеда. Но что она скажет? Что Мехмед – ее друг? Вряд ли они приняли бы это в качестве доказательства его лидерских качеств.