Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лада. Лада. Лада.
Она снова посмотрела на Мехмеда. Он был единственным в комнате, на ком она могла сосредоточиться, единственным, что имело смысл.
– Мои стражники так и не пришли.
Она знала, что это было важно, знала, что она это знала перед тем, перед… этим. Перед кровью. Так много крови…
– Думаешь, они мертвы? – Мехмед шагнул в сторону двери. Ему не следовало туда выходить. Она знала, что не следовало, но не помнила, почему.
Вдруг все встало на свои места.
– Стой! Нам надо уходить. Другим путем. Стража либо мертва, либо участвует в заговоре.
Мехмед покачал головой.
– Они – янычары. Они бы никогда…
– Он был янычаром.
– Что?
Стуча зубами, Лада стянула маску с лица мужчины. Она его не узнала и была за это благодарна судьбе. Но она понимала, какой противник оказался перед ней.
– То, как он боролся. Я билась с десятками янычар. Он проходил обучение у янычар. Нам нужно сейчас же выбраться отсюда и спрятаться до тех пор, пока мы не будем знать, кому доверять.
Мехмед дрожал так же сильно, как и она.
– Кому я могу доверять? – прошептал он.
Лада протянула ему руку. Он ее сжал.
При других обстоятельствах выражение крайнего замешательства на лице Лады обрадовало бы Раду. Она всегда была так уверена в себе, что эту картину, когда она стояла посреди комнаты, оцепеневшая, обхватившая себя руками, как будто защищаясь, с блуждающим взглядом, он оценил по достоинству.
Но она была вся в крови, а челюсть Мехмеда тряслась так, что он не мог говорить, и их внешний вид был демонстрацией того, как Раду всегда чувствовал себя внутри.
Но в данный момент он не мог позволить себе думать о своем внутреннем мире. Он был нужен им.
– Пора уходить в другое место, – сказал Раду. – Всем известно, что мы – друзья Мехмеда. Если есть еще убийцы, и они станут его искать, то придут сюда.
Лада с мольбой в глазах покачала головой:
– Не могу придумать, куда идти.
Если, как предполагали Мехмед и Лада, за покушением стояла группа янычар, оставаться во дворце было небезопасно. Они не могли узнать, кто это придумал – были ли это сами солдаты или же они выполняли чей-то приказ. Вдруг они побегут за помощью к советнику или к паше, а вместо этого окажутся в лапах того, кто приказал убить Мехмеда?
Нет, им требовалось безопасное место. Тайное. Место, куда больше никто бы не пришел, но куда они сами могли попасть очень быстро. Поэтому просто убежать не представлялось возможным. Мехмед был султаном, и если они сбегут, он потеряет все.
Где может спрятаться султан?
Раду щелкнул пальцами:
– Гарем!
Выражение ужаса на лице Лады стало еще более выразительным.
Мехмед нахмурился.
– Но они и туда могут нагрянуть.
– Там ведь твоя мать, да?
Мехмед кивнул:
– Но мы почти не общаемся.
Политика гарема была такой же сложной и запутанной, как политика двора, если не хуже. Несмотря на то что гарем был самостоятельным сообществом, женщины могли оказывать невероятное влияние на самых могущественных мужчин империи, что превращало их в политическую силу, с которой стоило считаться. Самой влиятельной женщиной в гареме – и, следовательно, в империи, – была мать султана. Раду никогда с ней не встречался, но главный евнух отмечал ее тонкий ум.
– В случае твоей смерти твоя мать потеряет больше всех, поэтому она тебя защитит, – сказал Раду. – Охранники там – евнухи, а не янычары. Мы будем в безопасности, и ты сможешь начать расследование.
Мехмед сжал его плечо.
– Да! Спасибо, Раду!
– Нет! – Лада покачала головой, ее взгляд стал диким. – Я не могу туда пойти! Если женщина войдет в гаремный комплекс, она становится собственностью султана!
Мехмед высунулся из окна, через которое они пролезли, желая убедиться, что путь свободен.
– Я сделаю так, что на тебя это не распространится, Лада, и…
– Это неважно! Все узнают, на меня повесят ярлык твоей наложницы, и…
Раду взял ее руку, которая все еще висела в воздухе, обвинительно указывая на Мехмеда, и сжал ее ладонь.
– И на тебе нельзя будет жениться? Какая трагедия! Я-то знаю, как ты мечтаешь выйти замуж за какого-нибудь второстепенного представителя османской знати, милая сестрица.
Она, наконец, взглянула ему в глаза. Ее взгляд был по-прежнему лихорадочным и бешеным.
– Но я буду принадлежать ему.
– Думаю, наш Мехмед достаточно умен для того, чтобы никогда от тебя ничего не требовать, верно?
Непринужденно произнеся эти слова, Раду с игривой улыбкой повернулся к Мехмеду. Возможно, все дело было том, что в комнате было темно, или в том, что они пережили столь бурную ночь, но на лице Мехмеда застыла гримаса… разочарования? Боли? Затем вымученная, искусственная улыбка пробилась на его лицо, и он кивнул. Грудь Раду в этот момент сжалась от тревоги, страха и пронзительной, горькой ревности.
Он подавил ее. Их преследовали убийцы. Лада зарезала человека. Нужно было спешить. Он молча произнес молитву и пошел первым, медленно спустившись по резной каменной стене дворца на землю. Мехмед следовал за ним, дальше – Лада. Раду прокладывал путь, крался через сады, выбирая самые густые тени.
– Откуда ты так хорошо знаешь дорогу к гарему? – удивился Мехмед. – По-моему, ты чувствуешь себя более уверенно, чем я.
Раду вспыхнул и почувствовал желание защититься, хотя в тоне Мехмеда не было ничего обвинительного.
– Я знаком с главным евнухом. У него удивительная коллекция карт, и я иногда к нему захожу. Ты знал, что он родился в Трансильвании?
Тон Мехмеда был напряженным, но довольным:
– Знал, и, если честно, это же относится к трети самых влиятельных мужчин в моем правительстве.
– О. Верно. – Хотя именно Раду придумал для них лучший способ оказаться в безопасности, все равно все всегда знали больше него. Он остановился у ворот охраны, у бокового входа в обширный гаремный комплекс. На посту стоял евнух, в темноте ночи его белый тюрбан выделялся ярким пятном. Во время своего первого прихода сюда Раду попробовал заметить разницу между евнухами и некастрированными мужчинами, но кроме как по голосу, который у евнухов был не таким низким, как у других мужчин, но все же не таким высоким, как у женщин, он не мог отличить одного от другого.
Стражник, которого Раду уже видел, поднял голову и с любопытством посмотрел на Раду, прежде чем заметил за его спиной Мехмеда. Он поклонился до земли, затем замер, готовый выполнить любые указания.