Приемлема ли такая гипотеза? Различные теории историков, как и споры между ними, связаны с одной строкой из текста норманнского Анонима. Как перевести «ab Antiochia retro daret…»? Джонатан Шепард, связывая «retro» с «ab Antiochia», утверждает, что речь может идти лишь о землях, расположенных «за Антиохией». Тщательно проанализировав произведения Анны Комниной, «Деяний» и Тудебода, он пришел к выводу, что это обещание не было «выдумано» норманнским Анонимом, иначе говоря Боэмундом в тот момент, когда они начали распространять антивизантийскую пропаганду. Будь оно выдумкой, подчеркивает английский историк, Боэмунд поступил бы хитрее, сославшись на территорию, соответствующую границам его княжества — то есть на земли «вокруг» Антиохии или в ее «окрестностях», но только не «за» ней. К тому же отголосок императорского «обещания» можно найти в хронике Рауля Канского, упоминавшего о дарении Боэмунду земли такого же размера, «в Романии», — очень расплывчатое выражение. На некое обещание ссылается и Тудебод, заимствуя сведения из общего для него и автора «Деяний» источника, который мог быть более ранней версией текста норманнского Анонима[281].

Итак, казалось бы, идею о «пропагандистском вымысле» Боэмунда можно оставить в стороне. Однако английский историк допускает, что в реальности император мог и не давать подобного обещания. Оно могло быть всего лишь слухом, ходившим в Антиохии среди крестоносцев. Эти слухи и воспроизвел в своей хронике Аноним, желая объяснить, но не оправдать ту ключевую роль, которую играл Боэмунд, принесший клятву Алексею и заставивший пойти на это других крестоносцев, что автор явно осуждает. Таким образом, перед читателями возникал бы образ Боэмунда, «одураченного» басилевсом.

Вся аргументация Джонатана Шепарда основывается на локализации обещанных Боэмунду земель. К несчастью, латинский текст не дает возможности однозначно перевести выражение «ab Antiochia retro daret…» как «за Антиохией». К тому же слово «retro» скорее относится к «daret», нежели к «ab Antiochia». В этом случае его следовало бы понимать так: в обмен на вассальную клятву или в награду за нее (retro daret) Алексей обязался отдать Боэмунду землю «длиной в пятнадцать дней похода и шириной в восемь дней» ab Antiochia, то есть «начиная от Антиохии» или окрестностей этого города[282]. Если это так, то утверждение, что земля эта должна находиться stricto sensu «за Антиохией», неверно, и главный аргумент Шепарда исчезает.

Со своей стороны, замечу, что Алексей вполне мог намекать на такую возможность в нарочито неточной манере, а Боэмунд мог в нее поверить[283]. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда будем говорить о взятии Антиохии.

В конечном счете, такое обещание не было несовместимым с теми клятвами, которых добивался от рыцарей басилевс. Их интерпретация стала предметом ожесточенных научных споров среди историков, занимающихся крестовыми походами. Некоторые видят в них настоящие вассальные обязательства, какие были приняты на Западе в ту эпоху; давая такую клятву, все предводители, кроме отказавшегося от нее Раймунда Тулузского, действительно становились вассалами Алексея, обязанными выполнять все обязательства, которые она налагала[284]. Напротив, Джон Г. Приор проявил невероятную изобретательность, доказывая, что ничего подобного не было[285].

В защиту своей версии Джон Г. Приор выдвинул два основных аргумента: 1) византийцы и крестоносцы понимали эти клятвы по-разному; 2) крестоносцы приносили «клятву верности», а это иное обязательство, нежели «вассальный оммаж». По его мнению, большинство из тех, кто приносил такую клятву, не намеревались держать фьефы от Алексея и не могли этого сделать. Согласно автору, ни в одном из источников не упоминается об уступке земельного фьефа или его денежного эквивалента, который был бы предложен крестоносцам взамен оммажа (что сразу же исключает текст, рассмотренный выше). Основное требование Алексея, а именно, возвращение отвоеванных земель под власть императорской администрации, полностью противоречило вассальной составляющей клятв.

Подобная аргументация меня не убеждает. Действительно, греки и латиняне по-разному понимали слова «человек», «вассал», «служитель», «верность», «закон» и проч., однако Алексей отлично представлял, что значат эти термины и ритуалы на Западе. Это абсолютно точно, поскольку он знал о той принудительной силе, какой обладала в западном менталитете клятва верности, с одной стороны, и оммаж, с другой стороны. Недаром он так настойчиво стремился к тому, чтобы добиться от предводителей и того, и другого из этих обязательств, на чье различие не раз указывали предшествующие тексты.

Конечно, многие предводители крестоносцев не собирались обосноваться на Востоке, и «фьеф», такой, каким его понимал Алексей, не представлял для них особого интереса; в их отношении можно было бы говорить скорее о «вассальном» оммаже, чем об оммаже «феодальном», как это делает автор. Однако даже в этом случае обе стороны придавали большое значение тому, чтобы вассальные обязательства были соблюдены всеми участниками; это касалось материальной, финансовой и, в частности, военной помощи. Земли, отвоеванные армиями крестоносцев, бывших в некотором роде «вассалами», а не наемниками Алексея, отходили императору. Со своей стороны, он должен был выполнить часть обязательств, выпадавших на долю «сеньора», то есть оказать поддержку армиям, снабжая их провизией, воинским снаряжением и принимая участие в военных действиях. Таково было «западное понимание» оммажа, приносимого предводителями. И если Раймунд Тулузский упорно уклонялся от него, то это, вероятно, частично объясняется тем, что ритуал оммажа считался на юге Франции более унизительным, нежели в других областях, и еще не проник в менталитет южан[286]. К тому же не будем забывать, что Раймунд действительно намеревался остаться на Востоке и, возможно, не хотел связывать себя лишними обязательствами. Боэмунд желал того же, но считал, что сможет добиться этого, находясь в подчинении императора, сообразно обещаниям, которые он, возможно, получил от басилевса.