– А для чего человек живет? – вдруг поднял голову Сережа.

– Федор Иваныч, это ты, батенька, загнул, – покачал головой Богданов. – Мудрецы-философы испокон веку бьются над этим вопросом, а ты хочешь, чтобы хлопец своим умом до вселенской тайны допер.

– Какие мудрецы? Какие философы? – вскинулся Нагатин. – Мне на вселенские тайны начхать, а для чего я, Федор Нагатин, в стране своей существую, изложу во всех подробностях, и даже, если хотите, с философской точки зрения. Вот ответьте-ка на элементарный вопрос: что есть, по-вашему, общество? Для чего люди изначально сбивались в стаи, в племена, в государства?

– Можно мне? – как школьница, выступила Аня. – Для того чтобы сообща выжить.

– Браво! Вот в чем суть всего! Стало быть, чтобы выжить самому, надо оберегать общество, к которому принадлежишь. Я логично рассуждаю, или пригласить сюда мудреца, убеленного сединами? Беда в том, что одни стараются для общества, другие его разлагают, то бишь рубят сук, на котором сидят, если только не работают на другое государство. Я из тех, кто старается для своей страны, защищает своих граждан и их интересы. Сознаю свою пользу и уверен, что живу правильно и не зря.

– Могу закончить вашу мысль, Федор Иваныч, – раздался спокойный голос Матвея. – Скажу за себя: горжусь тем, что выбрал профессию военного. Безмерно люблю свою родину, как бы высокопарно это ни звучало. Знаю, как и вы, что полезен российскому обществу, своему народу – это важнее наград и званий. Россия – она наша с вами, каждый из нас за нее в ответе.

Все мужчины, не сговариваясь, встали.

– За Россию, товарищи офицеры! – поднял бокал Богданов.

– За Россию! – повторили офицеры.

В общем хоре выделился звонкий голос Сережи.

У военных новогодние каникулы длились недолго. Снегопад прекратился, наступили ясные, солнечные дни. Справили Рождество. Январский сухой мороз становился трескучее день ото дня. Взлетно-посадочную полосу во избежание обледенения усиленно чистили от снега, воды и льда и высушивали специальными тепловыми машинами.

Ане удалось посидеть в кабине истребителя. Матвей стоял рядом на стремянке и давал объяснения.

– Смотри – это держки катапульты, их трогать нельзя – сама понимаешь, что может случиться, – предостерег он.

– Это РУС, я уже знаю. Можно нажать на кнопку? Вот эта для чего?

– Для радиосвязи с руководителем полетов и со всеми остальными.

– Как запускается ракета?

– Всего лишь нажатием пальца на гашетку.

– Угу, в кино видела. Можно нажать? Ракета не вылетит?

– Нажимай. Пуск надо еще подготовить.

Аня с опаской тронула гашетку и отдернула руку. Матвей засмеялся:

– Не бойся, самолет без боекомплекта.

– Ах ты хитрец!.. Так, что тут написано? «Стоп», «малый газ», «максимал», ого – «форсаж»! А это РУДы… Не подсказывай, я вспомню… рычаги управления двигателями. Правильно? Ура!.. А педали зачем? Ужас, сколько приборов, тьма-тьмущая, как ты во всем разбираешься?

– Так ведь недаром в летном училище штаны протирал. Вроде маленький самолет, а вмещает огромное количество оборудования. Мгновенно сориентироваться в непомерном потоке данных подчас трудно даже самому высококлассному летчику. Для этого в кабине есть помощник – бортовая система речевой индикации, она женским голосом предупреждает об опасном режиме полета или угрозе со стороны противника. Мы называем ее «Рита».

– Вот видишь, куда вам без женщин!

– Кто же спорит?

– Когда у тебя вылет?

– Завтра полетим в зону крутить пилотаж в паре с комполка.

– Я не увижу отсюда?

– Нет, но можешь послушать радиообмен на КДП, попрошу Нагатина, он не откажет.

– Расшифруйте, пожалуйста.

– Командно-диспетчерский пункт управления полетами, по-нашему просто «вышка».

– Благодарю, вы очень любезны. Еще – поцелуй, если вас не затруднит.

– Иртеньев, не пали силушку на форсажике, стремянка рухнет! – принялись зубоскалить снизу техники.

Во дворе между домами детвора скатывалась со снежной горки на санках; ребята постарше носились на коньках в хоккейной коробке возле плаца.

Сережа катался в паре с Дашей. Оба уверенно держались на льду, гонялись друг за другом, сходились и кружили в обнимку. Аня с Матвеем остановились у металлической сетки, чтобы понаблюдать за ними.

– Сережа, где Темка?! – окликнула Аня.

Он тотчас заскользил в их сторону:

– Я отвел его домой. Холодно, побоялся, что замерзнет. И то сказать, малыш два часа с ребятней кувыркался. Довольный донельзя. Сейчас уж, верно, спит. Тетя Зина взялась его накормить и спать уложить.

– Ты сам-то не замерз? У тебя щеки малиновые, – заметил Матвей.

– Есть маленько. А вы куда? Домой? Тогда я с вами. Даш, пошли к нам. Дубняк, надо отогреться, и жрать охота.

Аня сама порядочно замерзла, хотя была в норковой шубе и такой же шапке. Матвей оделся в летную куртку, на голове – цигейковая ушанка с кокардой.

У Ани в кармане зазвонил телефон.

– Это мама, – сообщила она Матвею. – Да… да, мамуль… у нас все отлично… Станция?.. Матвей, есть станция электрички поблизости?

– Конечно, да здесь почти рядом с КПП.

– Мам, что, хочешь приехать?.. Не знаю… Я поговорю с папой… Мам, ну ты же понимаешь, нельзя так с бухты-барахты… Хорошо, я тебе скоро перезвоню. Бедная мама, – вздохнула Аня. – Ее не отпускает прошлое. Хочет повидаться с папой… А ты почему никогда не рассказываешь о своей маме?

У Матвея на скулах заиграли желваки.

– Не знаю. Я с самого начала загнал все мысли о ней глубоко вовнутрь – так было легче. Сережу пришлось буквально выхаживать. Он был очень привязан к матери, мальчонка просто потерялся после ее смерти. – Он стянул с головы шапку, провел ею по лицу и снова надел. – Даже сейчас больно вспоминать…

Сережа подбежал к Матвею. Ботинки с коньками висели у него через плечо на шнурках.

– Пойдешь после обеда в хоккей играть?

– Пойду, только ребят надо собрать.

– Не вопрос. Стоит свистнуть, ваши истребители сбегутся. Только, чур, я в команде с тобой.

– Заметано. А ну, стой! Куртку застегни… вот так. Где перчатки? Серега, я тебе шею намылю!

Аня стояла рядом с Нагатиным на вышке КДП и слушала короткие фразы радиообмена.

– Я двадцать пятый, разрешите взлет парой.

– Двадцать пятый, взлет парой разрешаю.

– Форсаж…

– Форсаж включен…

– Отпускаем…