Себастьян.

Как я посмотрю ему в глаза?

Как посмотрю в глаза Эбби и Дари? Я ведь понимала: мне не стоило садиться в машину, позволить Меган сесть в машину. Я должна была…

Пошевелившись в кровати, я посмотрела на потолок и быстро моргнула. Глаза намокли от слез. Как пойти в эту чертову школу, когда остальные мертвы? Когда Меган не встретит меня возле шкафчика, чтобы отправиться на тренировку по волейболу, не прочитает мне еженедельную, пятничную нотацию.

Я не могла ответить на собственные вопросы.

Мама взглянула на тумбочку, где лежали книги, которые принесла Лори.

– Ты уже их закончила? – поинтересовалась она. – Если дашь мне список, я принесу те, что ты еще не читала.

К книгам я даже не притрагивалась, так что не знаю, читала я их или нет. Переведя дыхание, я сосредоточилась на телевизоре. Мама переключила на новости.

– С книгами все в порядке.

– Теперь ты можешь принимать посетителей.

– Никаких посетителей.

– Лина, – нахмурилась она.

– Я не хочу… никого… видеть.

– Эбби и Дари рвались проведать тебя. И Себастьян. Они ждали, пока…

– Не хочу никого видеть! – Я повернула голову в ее сторону. – Просто не хочу.

Она удивилась.

– Думаю, тебе пошло бы на пользу встретиться с друзьями, особенно после…

– Смерти Меган? После того, как Коди и ребята погибли? – резко спросила я, и монитор тут же уловил ускоренный ритм сердца. – Думаешь, мне доставит удовольствие встреча с друзьями, после того как я позволила ребятам сесть в машину, в результате чего их не стало?

– Лина, – мама встала, подошла к кровати и, положив руку на спинку, наклонилась ко мне, – ты не единственная, кто в ответе за тот вечер. Да, ты сделала плохой выбор, но ты не единственная…

– Я не пила, – выпалила я, наблюдая, как кровь отхлынула от ее лица. – Я помню это. В начале вечера я просто сделала пару глотков. Если бы они проверили меня, когда я поступила в больницу, они бы увидели, что я была трезвая и могла сесть за руль. – Мой голос дрогнул. – Должна была сесть за руль.

Мама медленно отодвинулась от кровати и тяжело опустилась в кресло.

– Тогда почему не села?

– Не знаю, – я схватилась за край одеяла, почувствовав боль в левой руке. – Думаю, не хотела…

– Чего не хотела Лина?

– Не хотела прослыть человеком, который… делает из мухи слона.

– О, детка, – мама прикрыла рот рукой и закрыла глаза. – Не знаю, что сказать.

Наверное, потому что говорить здесь было нечего.

Я вспомнила, как стояла возле машины, как увидела Коди, который собирался открыть дверь, но промахнулся мимо ручки. Вспомнила, как спросила, все ли с ним в порядке, а затем поддалась всеобщему давлению.

Я вспомнила.

Нас прервал стук в дверь. Мама напряглась, опустив руку, а я повернулась и в тот же момент одновременно почувствовала и радость, и печаль.

В дверях стоял папа.

Мы не виделись четыре года.

Последний раз, когда мы встречались, он сидел на кухне за столом. Они с мамой ждали нас с Лори из школы. Мне кажется, я все поняла, как только переступила порог кухни. Мамины глаза были красными от слез.

Лори этого не ожидала.

Теперь папа выглядел старше. Вокруг глаз и рта появились морщинки, волосы покрылись проседью на висках, и все же мне показалось, что его жизнь в Сиэтле была спокойной.

Папа был риелтором. Его компания «Уайз Хоум Индастриз» отвечала более чем за половину домов, построенных за два последних десятилетия. Затем рынок жилья просел, и ему пришлось сократить штат. Работа замедлилась, а вскоре и вовсе остановилась, и он закрыл свой бизнес. Денег не хватало, и жизнь стала трудной.

Отец не смог с этим справиться.

Бросил нас с мамой и переехал в Сиэтл, чтобы найти себя или что-то в этом роде.

Последнее, что я слышала: он нашел работу в рекламном агентстве.

Я думала, что почувствую что-то более сильное, чем раздражение или удивление. Я годами игнорировала его телефонные звонки, злилась на него. А тут у меня не появилось никаких эмоций. Вероятно, так на меня влияли болеутоляющие.

Взгляд папиных карих глаз переместился на маму и только потом остановился на мне. С перекошенной улыбкой на лице он подошел к кровати и вздохнул.

– Ты выглядишь… выглядишь…

Так, будто попала в аварию? Будто у меня два поврежденных легких, распухшая челюсть и сломана рука? Так, словно пошла на вечеринку и приняла ряд плохих решений, о которых даже не могла вспомнить? Так, будто позволила умереть своим друзьям?

Как именно я выглядела?

Папа остановился в напряженной, неестественной позе и наконец сказал:

– Рад тебя видеть.

Что я должна была на это ответить?

Встав с места, мама наклонилась и поцеловала меня в лоб.

– Принесу что-нибудь поесть. – Она сурово глянула на отца. – Скоро вернусь.

Часть меня хотела, чтобы мама осталась, потому что она сама позвала его сюда, а я не имела ни малейшего желания принимать в этом участие и все же позволила ей уйти. Общение с ним было далеко не самым страшным наказанием за все, что случилось.

Папа кивнул и обошел кровать, чтобы занять ее стул. Если бы Лори была здесь, она бы обрадовалась, увидев его. Пусть не часто, но они все еще разговаривали.

Опустив руки на колени, отец нерешительно заговорил:

– Как себя чувствуешь?

Я хотела пожать плечами, но ребра запротестовали.

– Нормально.

– С трудом верится. Мама сказала: в выходные тебя выпишут, и, по мнению врача, выздоровление пройдет без осложнений.

– Да, он… так сказал. – Я сунула палец под гипс, пытаясь унять зуд.

Папа ненадолго замолчал.

– Не знаю, с чего начать, Лина. Этот звонок от твоей матери стал одним из ужаснейших событий в моей жизни. Ты многое пережила, и я не хочу причинять тебе боль…

– Тогда не причиняй, – попросила я тихим голосом.

– Но этого происшествия можно было избежать.

Он прав, но я не хотела слышать правду из его уст.

– Это не просто несчастный случай. Вы, ребята, сделали…

– Собираешься читать мне нотации? – я громко усмехнулась и тут же поморщилась: – Серьезно?

Напрягшись, отец тяжело выдохнул.

– Понимаю, Лина. Меня не было рядом, но я тебе звонил. Пытался…