– Я не уйду. Злись, ругайся, но я буду здесь, потому что ты, понимаешь это или нет, не должна оставаться одна. Я никуда не пойду.

Пусть мы и не разговаривали, но Себастьян все равно остался. Включил телевизор и смотрел новости. Я за ним не наблюдала, но время от времени чувствовала на себе его взгляд. Я ждала, когда он что-нибудь скажет или задаст вопросы, но он этого не делал. Себастьян не ушел, даже когда медсестры вошли в палату, чтобы провести процедуры.

Я застыла. Меня повергло в ужас, что он увидит, как я борюсь с телом, чтобы встать на ноги, а затем слабо ковыляю по палате.

Медсестра помогла мне сесть, но с кровати я не поднялась.

– Вам больно?

Чувствуя на себе взгляд Себастьяна, я стиснула челюсти и быстро покачала головой. Казалось, медсестра поняла, отчего такая задержка.

– Вы не могли бы принести стакан со льдом? – попросила она Себастьяна, и тот стремительно вскочил.

– Конечно.

Я глядела в пол, пока не услышала, что он вышел.

– Спасибо, – прошептала я.

– Не благодари, – она крепко сжала мою здоровую руку. – Твой парень?

Поднявшись с кровати, я нахмурилась.

– Просто друг.

Раньше подобные слова причиняли боль. Люди предполагали, что мы встречаемся, и втайне я бесконечно этому радовалась. Но теперь, просунув ноги в тапочки, я, измотанная, двигалась по палате и ничего не почувствовала: ни трепета, ни сладкого предвкушения, которое потом превращалось в сожаление. Я больше не грустила, что это не было правдой.

Пока мы шли по коридору, медсестра поправляла мою рубашку. После нескольких проходов мои колени уже не болели, и мне стало легче дышать. Я могла бы продолжить, но медсестра проводила меня обратно.

Себастьян опять сидел в кресле. Как только я подошла к кровати, он встал, держа в руке бледно-желтый пластиковый стакан.

– Я принес лед.

– Отлично. Поставите его на стол?

Когда Себастьян отвернулся, медсестра придержала рубашку, чтобы я забралась на кровать. Я села. Потом она достала ингаляторы.

После ее ухода вернулась мама, но Себастьян все еще оставался тут. Я притворилась спящей, а они шептались о разных пустяках. В конечном счете я уснула под голоса, такие знакомые, но такие чужие.

* * *

В пятницу днем, сразу после уроков, Себастьян снова пришел ко мне. Матч по футболу отменили. В отличие от прошлого раза, сегодня при виде парня во мне что-то вспыхнуло. Полагаю, дело шло на поправку, так как до этого я совершенно ничего не испытывала.

Себастьян выглядел лучше. Он так и не побрился, но темные круги под глазами уменьшились, а кожа приобрела естественный оттенок.

Он говорил о школе и тех предметах, которые в этом году нам предстояло посещать вместе. Говорил об Эбби и о Дари, обо всем, кроме аварии и похорон. Я же молча смотрела на экран телевизора.

В субботу Себастьян приехал опять, и в моей груди вспыхнула новая искра.

Появилось тепло, которое я хотела сохранить. Но разве я имела право на подобные чувства? Кажется, я вновь молчала и произнесла от силы предложений пять.

Себастьян появился и в воскресенье, на сей раз без щетины, в черных брюках и белой рубашке. Засучив рукава, он нес плоский коричневый бумажный пакет.

– Выглядишь намного лучше, – заявил он, сел в кресло и поставил пакет мне на ноги. – Где мама?

– Дома. Скоро придет.

– Отлично. – Его темно-синие глаза встретились с моими. – Завтра тебя выпишут?

Приподнявшись на кровати, я кивнула.

– Хотел отдать вчера, но… – Себастьян раскрыл пакет, – забыл в машине.

Я разжала пересохшие губы.

– Что это?

На его лице появилась улыбка.

– Открытка. Уверен, подписала почти вся школа.

Для меня.

Себастьян протягивал мне открытку, но я не могла заставить себя пошевелиться и принять ее. Это неправильно. Боже, как же это неправильно.

Парень посмотрел на меня пристально. В палате воцарилась тишина. Затем глубоко вздохнул, положил пакет на подоконник и подошел к кровати.

– Все о тебе думают, – он осторожно открыл огромную открытку, держа ее передо мной. – Они скучают по тебе.

Мой взгляд скользнул по бумаге. По всей открытке под нарисованными сердцами виднелись подписи: «Выздоравливай скорее» и «Мы тебя любим», написанные курсивом и печатными буквами. Мое сердце сжалось от чувства вины.

Разве они не в курсе того, что случилось?

– Я скучаю по тебе, – тихо добавил Себастьян.

Я медленно подняла на него глаза, и эмоции тут же нахлынули на меня. Они скучали по мне и хотели, чтобы я поправилась, но они не знали, что я могла… что я должна была… повлиять на ход событий.

Себастьян закрыл открытку и, отступив назад, вздохнул.

– Положу ее на стол, хорошо?

Не дожидаясь ответа, он отнес открытку на маленький столик возле кровати.

Придвинул ко мне стул и сел, сложив руки на коленях. По его лицу было видно: он не знал, что сказать или сделать, но пытался это выяснить.

– Ты не обязан здесь находиться. Понимаю, что я не лучшая компания.

– Не хочу уходить, – он резко выдохнул. – Хочешь… поговорить об этом?

Все тело мгновенно напряглось.

– Нет.

Себастьян снова надолго замолчал.

– Дари и Эбби очень скучают. Они не тревожат тебя, но…

– Да, – перебила я. – Не нужно и им приходить. Больницы – отстой.

– Они не будут возражать.

Я это прекрасно понимала.

– Какая разница? Завтра меня все равно выпишут.

Себастьян откинулся в кресле.

– Сегодня состоялись похороны Коди. В большой церкви, рядом с одиннадцатым шоссе. Там, где мы еще собирали угощения на Хеллоуин, помнишь? Церковь была переполнена. Почти все стояли. То есть все похороны так проходили, но ты же знаешь Коди, – Себастьян хрипло засмеялся. – Ему понравилось бы такое количество людей.

Поджав губы, я кивнула. Коди упивался бы таким вниманием.

– Его родители… – Себастьян откашлялся. – Помнишь его младшего брата, Тоби? Сколько ему: двенадцать, тринадцать? Боже, они с Коди похожи как две капли воды. Он был очень расстроен. Его даже пришлось вывести посреди службы. Паренек…

Сжав кулаки, я посмотрела на Себастьяна. Он крепко сомкнул челюсти и напряженно вглядывался в пространство перед кроватью.

– Что ты хотел сказать?